Читаем Личная терапия полностью

Дело тут даже не в том океане времени, который нас разделяет. Хотя двадцать пять лет – это, между прочим, возраст целого поколения. За такой период меняется вся мировоззренческая парадигма. А ее трансформация, в свою очередь, порождает принципиально иной репертуар поведения. Говоря другими словами, мы по-разному будем оценивать базисные явления жизни. Есть вещи, которые вообще даются исключительно с возрастом. Например, умение не спотыкаться на мелочах, выстилающих путь общего существования, или умение не доводить обычные межличностные разногласия до разрушительного конфликта. В народе это умение, кстати, называется «мудростью», и она возникает, уж ты мне поверь, прочти исключительно с возрастом. Между прочим, у многих даже с возрастом не возникает. И поэтому браки, даже самые крепкие, разваливаются, казалось бы, из-за незначительных пустяков. В основе – как раз неумение понимать друг друга. Ты не видишь этой проблемы, потому что не видишь пока самого океана. Ты – на кромке воды. Ты еще ни разу не выходила в открытое море. Ты не можешь даже вообразить, какие там существуют опасности. А вот я океан этот уже в значительной степени переплыл, и поэтому хорошо представляю, чем он чреват. И, если уж совсем, откровенно, то даже это не главное. В конце концов, мировоззренческие парадигмы можно в какой-то мере согласовать. Во всяком случае они поддаются модификации. Я верю, что ты будешь над собой много работать, много читать, непрерывно осмысливать книги, которые еще придется подбирать для тебя специально. Нам ведь потребуется общее смысловое пространство. В противном случае будет просто не о чем говорить. Все общение будет сводиться к моему непрерывному монологу. А ты даже не представить себе не можешь, как я устаю от этой непрерывной монологичности. Она истощает меня просто как тропическая лихорадка. Все становится зыбким, бесплотным, не имеющим никакого значения. Слова вылетают, как мыльные пузыри, тут же лопаются, и – ничего, кроме мелких брызг, которые на глазах высыхают. Я верю, что все это преодолимо, что твое внутреннее «личное» время, будет идти гораздо быстрее времени «внешнего», то есть физического. Мы, в конце концов, окажемся в сопоставимых психологических координатах, и сумеем наладить общение, которое будет нас не разделять, а сближать. Шансов на это немного, но они все-таки есть. Прежде всего, потому что некоторая природная мудрость дана женщинам изначально. Мужчинам дано умение думать, а женщинам – умение понимать. Они делают выводы сразу же, без промежуточных логических операций. Повторяю, я всему этому в определенной степени верю. Однако есть одна трудность, преодолеть которую, на мой взгляд, действительно невозможно. Ты абсолютно правильно говоришь о любви как о неком объединяющем смысле, о том смысле, который рождает метафизическое единство всего человечества. Ладно, давай пока оставим в покое «все человечество». Нам достаточно и того, что он рождает единство мужчины и женщины. И вот тут как раз заключена главная трудность. По отношению ко «всему человечеству» любовь – бесплотна. Такой она предстает, например, в мировых религиях. «Бог есть любовь» – это, разумеется, идеал, а не плоть. А в отношениях между мужчиной и женщиной она уже обретает недвусмысленную конкретику. Она вырастает из той эротической ауры, которая, кстати, далеко не всегда возникает. Вот – здесь, здесь, именно здесь мы будем биться, как бабочки о стекло. Потому что в твоем возрастном измерении эротика ограничена пока сугубо количественными показателями: интенсивность, длительность, наверное частота, еще какие-нибудь аналогичные характеристики. Не обижайся, пожалуйста, у тебя она сводится почти исключительно к сексу. Впрочем, на сексе как на суррогате любви построена вся западная, то есть нынешняя «атлантическая» культура. Она вся пребывает в координатах «чувственного потребления». И ничего, как ты знаешь, существуют вполне успешно. Однако в моем возрастном измерении этого уже мало. Мне обязательно требуется еще и определенное качество отношений. Мне нужны обертоны, которые только и могут перевести секс в эротику, поднять обычную биологию к уровню истинно человеческих переживаний, превратить удовольствие в наслаждение, подобное наслаждению от искусства. В общем, я не смогу дать тебе почти ничего из того, чего хочешь ты, а ты – почти ничего из того, что мне уже, к сожалению, необходимо. И этот нарастающий диссонанс развалит саму основу любви.

– Я не понимаю тебя, – жалобно говорит Геля.

Я перевожу дыхание и осторожно оглядываю кафе. Мне бы не хотелось, чтобы нас сейчас кто-нибудь слышал. Кафе, к счастью, пусто, лишь через столик от нас сидят, поедая мороженое, трое подростков. Они, впрочем, слишком увлечены своим разговором. чтобы прислушиваться. К тому же из колонок, закрепленных в углу, струится легкая музыка. В ее ненавязчивых, звуковых переливах, слова расплываются.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее