Читаем Личная терапия полностью

Авенир, по обыкновению, чрезвычайно убедителен. Он излагает свои соображения, как всегда, – тихим голосом, не торопясь, поглядывая поочередно, то на Никиту, то на меня. Исходные предпосылки его безупречны. Связки между ними – просты и не требуют дополнительных объяснений. Интегральный вывод, который он нам преподносит, с неумолимой логикой возникает по ходу самого изложения. Во всем этом присутствует какая-то магия, и на несколько кратких минут она буквально захватывает наше воображение. Все, о чем говорит Авенир, кажется осуществимым. Все – простым, доступным, не требующим чрезмерных усилий. Ведь это же действительно так логично. Неужели мы, трое специалистов, неплохо, в общем-то, владеющие методами психотерапевтического воздействия, умеющие разворачивать их и в личном, и в групповом формате, не сможем осуществить такую элементарную инсталляцию? Грош цена нам после этого. После этого нам лишь остается признать свою профессиональную несостоятельность. Вот, о чем мы с Никитой сейчас думаем. Однако странная магия логики действует лишь пока Авенир говорит. Стоит ему замолчать и перейти к рабочему обсуждению данной версии, как все ее почти непреодолимые трудности всплывают из глубины на поверхность. Никита их немедленно выявляет. Главное заключается в том, что для такого комплекса действий у нас практически нет ресурса. Чтобы осуществить инсталляцию, предлагаемую Авениром, надо довольно долго «вести» в определенном «сюжете» по крайней мере человек двадцать – тридцать. Ну, хорошо, не тридцать, но десять – пятнадцать это уже как минимум. Иначе результат будет гарантировать невозможно. У нас есть силы, чтобы «вести» их действительно профессионально: обзванивать, объезжать, заходить в отделы, поддерживать целенаправленные разговоры? А какое будет при этом «инновационное сопротивление»? Следует также учесть, что данная ситуация вовсе не является стационарной. Она будет аналогично развиваться и другой стороной, а это значит, что мы будем вынуждены играть с непрерывным опережением. Мы в состоянии вести настоящую темповую игру? Тот же Сашка Барашкин может за сутки обзвонить хоть пятьдесят, хоть сто человек. Просто ничем другим он больше не занимается. А мы так сможем – неделя за неделей, месяц за месяцем? Ты, например, сумеешь поддакивать тому же идиоту Семайло? Барашкин сумеет: они одного поля ягоды. А ты, как только услышишь ту самовлюбленную чушь, которую он несет, бросишь трубку и перестанешь с ним разговаривать вообще. То есть, чисто теоретически мы выиграть эту партию в состоянии, но практически – тут же увязнем в трясине очень неприятной конкретики. Потратим неимоверное количество времени, а результат будет – как если бы мы вообще ничего не делали.

Дискуссия в таком духе продолжается еще минут двадцать. Авенир немного упрямится, но в конце концов сдается под натиском аргументов.

– Хотите сидеть в дерьме, ну и сидите, – злобновато бормочет он.

И авторучка в его руках взрывается мелкими пластмассовыми осколками.

В итоге принимается несколько модифицированная «версия Нонны». Заключается она в том, что мы данную ситуацию в принципе больше не замечаем. Какая статья, какой, на хрен, Мурьян, какая Выдра? Извините, пожалуйста, нам эта тема не интересна. Если Мурьян, получив публично по физиономии, просто утерся, то уж мы подобным исходом коллизии и вовсе удовлетворены. (Ну, если так, то – наверное, – смягчаясь, бурчит Авенир). Что же касается нашего «ностратического программирования», продолжает Никита, то очевидно, что данную тему надо завершать в любом случае. Тем более, что технически это вполне возможно. Что там осталось? По-моему, ничего – сборка материала. Необходимости видеться каждый день у нас нет? Вот и прекрасно. Давайте встречаться, ну скажем так – раз в неделю. Обсуждать – кто что сделал, согласовывать планы. Причем необязательно в институте, подойдет и какое-нибудь кафе. В конце концов, можно и у меня дома.

– Кстати, по поводу планов, – говорит Авенир. – Помнишь того чудака, которому мы делали в фирме «психологический климат»? Ну, он потом еще заплатил корейскими вонгами? Вот – теперь ему снова требуется что-то такое. Я дал твой телефон. Он будет тебе звонить.

Чувствуется, что им обоим передо мной неудобно. Они остаются на берегу, а я отплываю куда-то в пугающую неизвестность. И хотя и Никита, и Авенир, вероятно, искренне верят, что ничего страшного, в сущности, не произошло, мы по-прежнему будем вместе, работа с «первичными эйдосами» обязательно будет продолжена, все же какой-то привкус в случившемся ощущается; что-то такое, что будет мучить, наверное, еще очень долго, будет тревожить, как неожиданно ослабевший клапан в сердце, и неизвестно, каким образом потом отзовется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее