— Я уже все обдумала. Вот тебе только одна короткая история. Помню я одну даму, ее муж работал под журналистским прикрытием, они жили во Франции лет пять, потом мужа отозвали обратно в Москву. Тут он года три работал в какой-то газете. И очень скучал по загранкомандировкам. И вот его отправили в Лондон, всего на пару недель, якобы освещать какие-там игры. Он перебежал к англичанам и сдал им всех, кого знал. Наверное, он не думал о жене и ребенке, которых оставил в Москве. Но с его близкими ничего ужасного не случилось. Может быть, его Женечка стала хуже питаться и хуже одеваться. И всех дел.
— Ее выгнали с хорошей работы, — сказал Разин. — Выселили из хорошей квартиры. Не стало друзей, подруг… Она жила почти в полном вакууме. Не водила ребенка в сад, потому что боялась за него. Они сидели дома, но скоро кончились деньги и пришлось выйти. Женечка распродала ценные вещи и хорошую мебель, устроилась на одну копеечную работу, потом на две сразу…
Разин закончил печатать чуть ли не ночью. Сразу засобирался домой, поцеловал Маргариту в щеку и поспешно ушел, словно боялся, что в последнюю минуту она окликнет и попросит остаться. А он не сможет отказаться.
Глава 40
Почти весь день Греков провел за рулем, он направился в другой конец области, по плохим дорогам кое-как добрался до Дмитрова, там заправил машину, эта процедура заняла всего минут двадцать, очередь шла быстро, на заправке не разрешали наполнять запасные канистры и, главное, работали обе колонки. Он двинул дальше по шоссе, но вскоре свернул на бетонку, а от нее на проселок к лесничеству.
На пути попалась деревня, Греков остановился у магазина, здесь был продуктовый отдел, совсем скромный, и галантерея, побольше. Покупателей не видно, — только старушка болтала с продавщицей, — но и товара не осталось, молоко и хлеб местной выпечки разобрали еще утром, как только завезли, зато завалялись ржаные галеты.
— В лесничество, что ли? — спросила рослая молодая продавщица в белом халате поверх теплого жакета. — Иль к нам в гости? Может, к Надьке?
— Нет, не угадала, — Греков одарил продавщицу фирменной улыбкой. — Я исключительно по делам.
Он взял двадцать банок марокканских сардин, здесь эту дорогую рыбу, по девяносто копеек, никто не покупал, морскую капусту, десять «нарзана», четыре бутылки водки «пшеничная», аккуратно сложил бутылки в спортивную сумку.
— Значит, с водкой по делам ходишь?
— Милая, а какие дела без водки делают?
Мужчина ушел, продавщица вздохнула ему вслед и с тоской посмотрела на старушку. Греков поставил сумку на заднее сидение и пожалел, что не остановился в Дмитрове, там с продуктами получше. Дорога привела в лес, потом в поле, он проехал мимо поворота в контору лесничества, свернул в другую сторону, к дому, где года полтора назад жил один из местных лесников. Тот человек уволился и уехал, на его место Грекову удалось пристроить сводного брата Антона Крапивина, которому тогда нужно было зацепиться хоть где-нибудь, лишь бы выдали справку, что трудоустроен. На случай, если милиция привяжется, что вышел из мест заключения и болтается без работы. В лесничестве Крапивин получил синекуру с неопределенными обязанностями, где можно отсидеться, а летом отправиться на юг, на заработки.
Дом с мезонином, крытый шифером и обнесенный штакетником, кажется, спал, но из трубы все же шел неприметный серенький дымок. На участке было еще много снега. Справа сарай, поленница дров под навесом и темная будка туалета, чуть дальше большой сенной сарай, одна створка ворот открыта, в его полумраке видна незнакомая белая «лада».
Греков открыл ворота, сделанные из нескольких длинных жердин, загнал машину за забор, ближе к сенному сараю. Осмотрел чужую машину, номер московский, «лада» в хорошем состоянии на новой резине. Он вернулся, захватил сумки, поднялся на крыльцо и постучал ногой в запертую дверь. Открыл брат, мужчина лет тридцати семи с длинными русыми волосами и трехдневной щетиной. Голубые глаза смотрели тускло. Он подхватил одну из сумок, прошли в дом. Греков скинул куртку, помыл руки у рукомойника.
Топилась русская печь, было жарко и душно, пахло подгоревшим луком и вареной картошкой. Он прошел в комнату, чтобы переодеться и застыл в дверях. На разложенном диване, отвернувшись к стене, спал незнакомый мужчина в трусах и желтой рубахе с длинными рукавами. Греков вышел, закрыв дверь, направился в кухню.