Личник

Вот этих ребят и кинули на опрос населения, раздав им в помощь фото мадемуазель Эстре. Пускай на практике отрабатывают свои минимальные знания, полученные за несколько занятий, и набираются опыта. Как написал великий Пушкин, «опыт, сын ошибок трудных». Без ошибок и шишек на своей голове опыта не получишь. И лучше их получить на родной земле. На чужой результат может стать фатальным.

На утро следующего дня решили провести очную ставку Эстре и Белкова. И она дала результат. Сергей Иванович признал в террористке мадемуазель, которая проживала в том же пансионате, что и он, при подготовке к покушению. Но кто она такая, он сказать не может, так как их не знакомили. А знакомиться самостоятельно с кем-либо в пансионате и округе им было строго запрещено. Несколько раз Белков видел мадемуазель в обществе товарища Степана.

Савельев, который проводил очную ставку, вышел в коридор, довольно потирая руки.

– Силантьев, – позвал он одного из казаков, которые состояли при отделении жандармов. – Пулей летишь на телеграф. Передашь вот эту записку.

С этими словами штабс-ротмистр передал посыльному сложенный листок, а тот бегом направился на выход.

Увидев меня, Савельев улыбнулся и произнёс:

– Опознал Белков мадемуазель Эстре. Она проживала в том же пансионате, где их готовили, и знакома с товарищем Степаном.

– А что она говорит? – поинтересовался я.

– Молчит да Белкова дерьмом по-французски обозвала с парижским прононсом. Тяжеловато будет её разговорить.

– Владимир Александрович, а может, мне её попугать, как Сергея Ивановича? Если она действительно француженка, то у неё в крови должен быть ужас перед русскими казаками после Отечественной войны двенадцатого года. А если и из наших барышень с подложным паспортом, то мы для неё варвары и звери.

– А что?! Хорошая идея, Тимофей Васильевич. Вам много времени надо?

– Владимир Александрович, думаю, пяти минут достаточно будет.

Закончив фразу, я осмотрел казаков, которые присутствовали в коридоре. Один из них мне понравился. Широкоплечий крепыш цыганской наружности с серьгой в правом ухе и окладистой черной как смоль бородой. В общем, вылитый разбойник.

– Казак? – обратился я к нему.

– Казак Фомин, ваше благородие, – уважительно ответил мне казачина, косясь на мои погоны и награды. Не пропустил и «клюкву» на шашке.

– Слушай меня внимательно, Фомин. Сейчас мы войдём в кабинет, где допрашивают девицу, которая злоумышляла на цесаревича. Общаться она не хочет. Твоя задача, казак, смотреть на неё так, будто хочешь немедленно её ссильничать во всех известных и неизвестных тебе позах. Ну и словами, если что, мне подыграешь. Всё понятно?

Фомин удивлённо вытаращился на меня, а потом расплылся в довольной улыбке.

– Так точно, ваше благородие, – ответил он под смешок остальных казаков, которые находились в коридоре. Улыбнулся и Савельев.

– Хотелось бы мне посмотреть на это представление, Тимофей Васильевич, но не буду вам мешать, – произнёс штабс-ротмистр.

Кивнув казаку, чтобы тот следовал за мной, я вошёл в кабинет. Поручик Радиевский, который заполнял лист допроса, удивлённо посмотрел на меня, а Белков сделал несколько шагов подальше от меня, пока не упёрся в стену.

– Константин Константинович, – обратился я к поручику. – Владимир Александрович хочет посоветоваться с вами в коридоре, а я вместе с казаком пока посторожу мадемуазель Эстре и господина Белкова, чтобы они глупостей не совершили.

Радиевский, пожав плечами, поднялся из-за стола и вышел в коридор.

– Рад приветствовать вас, Сергей Иванович. Не беспокойтесь, я не по вашу душу. Свои обещания я держу.

Белков смотрел на меня как кролик на удава и, кажется, пытался вжаться в стену. Очень удивлённо на Белкова глядела несостоявшаяся убийца цесаревича, потом она перевела взгляд на меня.

– Мадемуазель, судя по тому, как вы выражались на великом и могучем русском языке, он вам знаком. Моего знания французского недостаточно, чтобы донести до вас все те мысли, которые сейчас озвучу.

Эстре презрительно фыркнула и с вызовом посмотрела на меня.

– Мадемуазель, вы несколько ошиблись, совершая попытку убить наследника российского престола в Хабаровске. Здесь не Европа, а медвежий угол, где закон – тайга, прокурор – медведь. Поэтому, если вы будете молчать, сегодня же ночью вашу камеру посетит взвод казаков, которые сильно изголодались по женскому телу. Если вы и на следующий день не заговорите, ночью данная процедура повторится. Чтобы у вас не осталось иллюзий, тюрьму охраняют казаки, и они будут молчать так же, как и те, которые посетят вас. Они все очень недовольны тем, что вы пытались сделать.

Эстре с недоверием смотрела на меня, но я увидел, как у неё в глазах просыпается страх. В этот момент в разговор вмешался Фомин.

– Вашбродь, дозвольте?

– Чего тебе, Фомин? – процедил я.