Верилось с трудом, но жена действительно могла сбежать и ради нового мужчины бросить собственных детей. Такое бывает. Но могло оказаться и так, как рассказывали об этом Оксане: это Андрей выгнал жену и, пользуясь своим положением в милиции, под угрозой лишения родительских прав запретил даже близко подходить к детям. И его жена действительно все эти годы терпела разлуку с детьми и ждала, пока Марина подрастёт, и её мнение при разводе будет учитываться судом. И она действительно находится в тяжёлом положении, вынужденная налаживать давно прерванный контакт с дочерью тайно, пользуясь услугами третьих лиц. Очень стройная версия, недаром Оксана сразу ею прониклась. Возмутилась и искренне захотела помочь.
Но теперь всё спуталось. Сначала она увидела, что тиран-отец, это тот самый опер Иванов из её девчачьих грёз, и что-то внутри жалобно пискнуло: «Он не мог!» А теперь ещё и выяснилось, что Тёмушка ему не кровный сын, и это могло оказаться как мотивом для мести за измену, так и наоборот – едва ли не подвигом.
Обычно это мужчины, столкнувшись с трудностями «особенных» детей, плюют на всё и уходят из семьи. А Андрей не только не ушёл сам, но ещё и чужого ребёнка в спец интернат не сдал. Больше того, именно с Тёмушкой связаны теперь его основные проблемы: от ограниченности в делах и вечных поисков нянек, до неустроенной личной жизни.
«Я узнал, когда ему уже перевалило за три года, и к этому времени он уже был мой, без разговоров!» А может, в этом дело? Может, просто привык? Или это действительно такая изощрённая месть жене?
Мозг закипал. Твёрдая уверенность в том, что она в любом случае не делает ничего плохого превратилась вдруг в зыбкую трясину – в какую сторону ни дёрнись, всё равно затянет с головой… И только сердце по-прежнему нашёптывало: «Он не мог, он не такой», но шёпот этот слишком уж сладко томил дурманом вчерашнего поцелуя. Кажется, теперь Оксана готова была оправдывать что угодно, лишь бы оказаться на стороне Андрея. А ведь на кону этих взрослых игр – детские судьбы.
После завтрака Марина убежала гулять. Тёма был занят делом: раскачиваясь на одном месте, крутил в руках верёвочку и методично повторял:
– Не-е-е надо вилочку брать! Не-е-е надо!
А Оксана, давно забыв про идущий по телевизору фильм, смотрела на фотографию, небрежно сунутую за стекло серванта. Андрей «по форме», смотрел с неё сосредоточенно и холодно, и у Оксаны невольно замирало дыхание. К такому не то, что на хромой козе – вообще никак и никогда не подъедешь, если он сам не решит, что это нужно. Со школы она помнила его другим, но именно таким увидела, когда пришла предлагать себя в няни в первый раз. Да и во второй тоже. И потом – периодически, например, сегодня утром.
Но вчера вечером… Нет, ей это не приснилось! И кто бы там не начал первым – накрыло-то обоих! Ну да, пусть Андрей был немного пьян, но Оксана могла бы поклясться, что это только помогло ему хоть на мгновение забыть о том, что он не имеет права ни отвлечься, ни расслабиться от своего «держания неба на плечах»
Но вот отвлёкся, расслабился… И эта пара десятков секунд неожиданно стала лучшим, что случилось с Оксаной за всю её жизнь. Глупо, зато честно! Этот поцелуй – вот реальная награда за то, что она ввязалась во всё это. Перед ним меркла даже обещанная ей за услугу стажировка в турецком центре адаптации людей с психическими отклонениями.
Зазвонил телефон, Оксана схватила трубку:
– Алло?
В ответ секундная пауза и тут же гудки. Положила трубку.
Так, о чём это она?..
А, ну да – стажировка за границей, по официальному приглашению и с получением международного сертификата по итогу – это же космос! Это предел мечтаний любого профессора с кучей регалий, а не то, что местечкового доцента, не побрезговавшего присвоить писанину простой аспирантки! Ради такой красивой мести можно было бы закрыть глаза не только на глупую детскую симпатию к Андрею, но и на вновь всплывшие обстоятельства его конфликта с женой.
Но всего лишь пара десятков секунд в его объятиях и поцелуй, который не значит ничего кроме смертельной усталости одинокого мужчины – и что-то безвозвратно изменилось. Права была цыганка – вот оно распутье. Но выбирать надо не между Андреем и его женой, а между своей уязвлённой гордостью и зовом сердца.
Снова схватилась за телефон:
– Алин, привет! Выручи ещё разок? Ну пожалуйста! Час, максимум!
На ходу выворачивая Тёмкины штаны, высунулась в кухонную форточку:
– Мари-и-ина!
Она примчалась под окно почти сразу – ноги опутаны «резиночкой»*, следом вьётся стайка девчонок.
– Марин, мы с Тёмой к тёте Алине сейчас поедем, ненадолго. Ты здесь погуляешь, или с нами?
***
– Не поняла, что значит, отказываешься? – угрожающе привстала заведующая.
– Я не справляюсь. Время поджимает, а я не могу наладить контакт с Мариной. Она меня не воспринимает, а без этого всё бесполезно.
– Так стоп! – рухнула обратно за стол заведующая. – Я кажется, поняла. Рассказывай, давай, что стряслось?
– Ничего. Просто я не справляюсь.