Андрея, как ни странно, не трогали, но это больше походило на затишье перед бурей, чем на триумф справедливости. Львович орал за дверями своего кабинета так, что весь коридор слышал, и его бы, наверное, точно хватил удар, если бы в начале одиннадцатого в Отделение не явился Попковский при полном параде.
Для Львовича, который так до сих пор и не знал, что почётный гость нашёлся, это стало полной неожиданностью, волнительной, но радостной. Служебная возня внутреннего расследования тут же перешла в режим повышенной секретности. В Отделении воцарилась непривычная тишина. И это было хорошо. Голова опять раскалывалась, от зашитого виска через ушибленную глазницу накатывали волны тупой, чем-то похожей на зубную, боль. Дети устали сидеть в кабинете и требовали внимания. В идеале бы – поехать уже на участок, но нельзя. Нужно было ждать вызова Главного.
И он, наконец, вызвал. Андрей оправил китель, затянул узел галстука.
– Марин, давайте тут, без приключений! Я скоро.
Но когда поднялся в приёмную Львовича, секретарь попросила подождать. И вот, Андрей ждал, а она косилась на него с сочувствующим любопытством.
– Может, вам водички, Андрей Иванович?
– Что, так плохо выгляжу?
– Да нет, но… – растерявшись, не договорила она и отвела взгляд.
А Андрей действительно чувствовал себя неважно. Накатывали волны холодной потливости, слегка плыла резкость перед здоровым глазом.
– Просто душно у вас тут. А так я в порядке, у меня даже справка имеется.
Постарался улыбнуться, секретарша так же скованно улыбнулась в ответ, и дверь наконец щёлкнула, открываясь.
– Да что я вам, – недовольно бубнил, выходя из кабинета Попковский, – маленький что ли? Чего вы меня нянчить-то все пытаетесь?
– Ну почему нянчить, Василий Михайлович, – разливался у него за спиной Львович. – Просто так вам будет удобнее! Там же и питание, и обслуживание в номерах, и…
– Ну и на черта бы оно мне, ваше обслуживание? Я, слава богу, сам ещё всё могу!
Увидев Андрея, просветлел, потянул его за локоть в сторону. А Львович так и замер на полуслове, увидев подобное панибратство. Попковский обернулся к нему:
– Вы не против, если я задержу вашего майора? Буквально на минутку.
Вытащил Андрея из приёмной, заботливо поправил ему лацканы кителя.
– Ты вот что, Андрюш, ты не серчай, но я начальнику твоему всё рассказал. Про ордена, про цыган и прочее.
У Андрея аж руки опустились.
– Ну да, да, знаю, что договорились, – поспешил продолжить Попковский, – но ты тоже пойми, это ведь неправильно! Я крепко думал всю ночь, и знаешь – не должно так быть! Страна должна знать героев в лицо! – Чем дальше он говорил, тем команднее становился голос. – Ну подумаешь, ограбили деда, мне-то что, я коряга уже старая, но ты-то меньше чем за сутки всё вернул! Может, даже подполковника за это получишь, а там и до полковника недалеко. Ну а что? Почему нет-то? Ты можешь, я же вижу! Так что знаешь, не надо вот это! Скромность, это знаешь… Это там хорошо, в жизни, а на службе, да ещё и заслуженно – не надо! – И вдруг совсем другим тоном: – Ты детишек-то куда дел?
– В кабинете сидят. В двенадцатом.
– Ну, пойду проведаю перед экскурсией. Хорошие они у тебя, Андрюш! Ох хорошие! Мои внучата тоже такие были. А потом выросли и разъехались. – Помолчал. – Ну ладно, иди! И давай там, бодрее! Таким опером гордиться должны!
– Я участковый.
– Ну… – он слегка замешкался, вспомнив, что это для него не новость. – Ну что я могу на это сказать… Зря! Вот зря! Тебе в опера́ надо!
Когда Андрей наконец вошёл в кабинет, Львович был чернее тучи. Тут же двинул в сторону бумаги, которые читал, сложил руки перед собой. Окинул Андрея тяжёлым взглядом.
– Ну? Чего молчишь-то… герой? Думаешь, защитника нашёл?! Да он сегодня здесь, а завтра уехал, а тебе ещё работать и работать – подо мной! – гневно закряхтел. – И то, как сказать, работать! У меня вот! – затряс схваченной со стола бумагой. – Не забыл? Рапорт твой. Подписанный между прочим! Ты не смотри, что я ему ещё ходу не дал, я в любой момент…
Злился, сбивался с мысли, нервно теребил ворот сорочки. И был прав во всём до последнего слова.
– Чего молчишь?!
– Виноват, Борис Львович.
– Виноват? Виноват?! Ты мне вчера тоже самое говорил, а теперь выясняется, что ты Попковского просто спрятал! Но и ладно бы только это… Но это что, скажи на милость?! – пихнул по столу очередной лист, Андрей поймал. – Это как понимать?!
Андрей глянул и сразу узнал – это были его показания о вчерашнем происшествии, в которых ни словом не упоминался ни Попковский, ни ордена, зато сказано, что весь сыр-бор с Маруновским случился на почве личной неприязни, и лишь по чистой случайности потянул за собой весь остальной клубок.