– Мой муж тоже обо всем догадался, слишком все было быстро, ты был ни жив – ни мертв, я не могла скрывать своих переживаний, – затараторила Маани, а потом уткнулась в плечо Кинта и заплакала.
– Думаю, господин Горн никак не изменит своего отношения ни к тебе, ни к…
– … твоему сыну? – закончила за Кинта Маани.
– Он же про это не знает, – Кинт кивнул в сторону озера.
– Нет.
– Вот и пускай все остается как есть, твой муж хороший человек, он все понял и принял, я буду держать язык за зубами и держаться от вас подальше, от меня ведь одни неприятности и рядом ходит смерть.
– Я все расскажу Горну, расскажу о нас.
– Но ведь нет уже никаких нас, есть ты и твоя семья, не рушь свое счастье.
– Глупый, – Маани шмыгнула носом, и утерла глаза платочком, – я расскажу о нас тогда, десять лет назад, просто он должен все узнать от меня, и перестать уже догадываться, и что-то там себе думать, и ты прав, у меня счастливая семья.
– Вот это хорошо, будь с ним честна.
– Господин Морес меня просил не распространяться о событиях в Латинге, но что это была за бойня, Кинт?
– Это была жирная точка в одной давней и очень неприятной истории мести.
– Господин Кинт! Господин Кинт! – к лавочке спешила женщина из прислуги лазарета, – вот вы где… ой, добрый день, мадам Горн.
– Добрый день, – Маани встала и поправила шляпку, – ну я пойду, мне надо проведать еще одного человека.
Маани направилась по дорожке к пруду, а женщина из прислуги наклонилась к Кинту и сказала:
– Господин Горн послал за вами, вам пора принимать порошки и ужинать.
– Что ж, идемте… – Кинт тоже поднялся с лавки, не без труда, но от помощи отказался.
Следующие два дня прошли немного интереснее относительно предыдущих, доктор Горн был в великолепном настроении, и даже принес Кинту трость, простенькую деревянную, и с ней стало действительно сподручнее спускаться и подниматься по лестнице. Доктор разрешил Кинту прогулки после приема пищи, то есть утром, после обеда и после ужина, Кинт с удовольствием гулял вокруг лазарета и думал… думал о том, что ему теперь делать, зная, что у него есть сын, но решил, что делать ничего не надо, он радовался тому, что у маленького Кинта есть мать и отец, что он не познает горя сиротства и одиночества, у мальчика есть дом, и он окружен заботой любящих его людей… Кинт доставал из кармана халата лист бумаги, на котором был аккуратным почерком написан адрес семейства Горнов в Актуре, и короткое «
Морес Таг прибыл на рассвете, его никто не сопровождал, и он сам был за рулем моторного фургона, Кинт увидел это, стоя у окна и глядя на отражение месяца в пруду, а также на то, как тухнут звезды, сдаваясь рассвету. Полковник без стука вошел в комнату с дорожным саквояжем в руке…
– Не спишь?
– Выспался, господин полковник, – Кинт повернулся.
– Одевайся, тут кое-что твое, что уцелело, а вот одежда из моего гардероба, думаю, будет в пору, – Морес поставил саквояж на кровать.
– Спасибо, – Кинт открыл саквояж и вытряхнул его на постель, поворошил вещи и облегченно вздохнул, потянув портупею, в которой был один пистолет, – ну, хоть так.
– Второй бит осколком, я его выбросил, и вообще, мне и Сарту там было совсем не до сборов твоего арсенала, уж поверь! Хорошо, что тебя удалось быстро отыскать. Ничего, новый арсенал соберешь.
Легкие брюки, лакированные туфли, блуза и шерстяная жилетка пришлись действительно впору, в завершение всего был еще фетровый котелок с неглубокой тульей. Опираясь на трость, Кинт застыл посреди комнаты, на что Морес хмыкнул и сказал:
– Еще побриться и хоть сейчас в лучший ресторан Актура.
– Боюсь, про рестораны в ближайшее время придется забыть, хотя… я бы сожрал здоровенный кусок мяса на кости.
– Да, придется забыть… ну, поехали.
– Дорога дальняя?
– Минут десять, и ты там уже жил.
– Едем к твоей сестре?
– Да, – Морес указал на дверь.
– А доктор Горн?
– Я его предупредил еще вчера вечером.
Моторный фургон размеренно тарахтел современным двигателем на жидких смолах, Кинт забрался в купе, а Морес ловко запрыгнул в кабину, и фургон покатил в сторону ворот.
– Штору прикрой! – обернувшись, крикнул Морес.
– Хорошо, – ответил Кинт и прежде чем задернуть штору в окошке купе, его внимание привлек свет в окне здания у пруда.
Свет горел только там и, скорее всего, исходил от свечи в глубине комнаты, а на шторе, как в театре теней, отражался силуэт девушки, Кинт снова тряхнул головой, прогоняя наваждение, задернул штору и откинулся на спинку мягкого дивана.
Спустя десять минут фургон въехал в ткацкий квартал, сбавил скорость и повернул, заехав в арку двора-колодца, Морес заглушил двигатель и постучал по деревянной стенке из кабины:
– Мы на месте.
– Ничего не изменилось, – осматриваясь, Кинт выбрался из фургона, а потом посмотрел на ворота конюшни, они были распахнуты, а внутри стояли самобеглая коляска и одноколейник, – хотя нет, изменения есть… а одноколейник?
– Да, Сарт перегнал из Латинга, а в комнате кое-какие вещи, он их из апартаментов забрал.