Читаем Личность и Абсолют полностью

Психология, развивавшаяся с античных времен как ряд учений о душе, в XVII в. обретает новый предмет, каковым становится сознание. Причем с момента своего введения Р. Декартом, а вскоре и Дж. Локком категория сознания получает интроспективную трактовку, т. е. мыслится как то, что открывается субъекту в его самонаблюдении (интроспекции). Несмотря на противоположность философских позиций рационалиста Р. Декарта и эмпирика Дж. Локка, картезиансколокковская концепция характеризуется единым пониманием сущности сознания и в дальнейшем определяет общее понимание предмета классической психологии вплоть до ее выделения в самостоятельную науку В. Вундтом. Из этой трактовки предмета вытекает и роль интроспекции как главного и необходимого метода исследования. Это обстоятельство делает легкоразрешимым «парадокс Вундта»: введя в психологию эксперимент и будучи его горячим энтузиастом, отец экспериментальной психологии оставляет за ним роль второстепенного метода, дополняющего ход интроспекции, за которой по–прежнему остается главенствующая роль. Представим, что В. Вундт, опиравшийся на картезианско–локковскую трактовку сознания, где предмет (сознание) задается через метод (интроспекцию), изменил приоритеты и сделал самонаблюдение второстепенным, необязательным—это грозило бы ему утратой предмета исследования.

Другая, не менее важная линия логики развития классической психологии, берущая начало от Т. ГЪббса и Дж. Локка и особенно ярко проступившая в XVIII в., связана с утверждением принципа сенсуализма, согласно которому все содержание сознания в конечном счете опирается на сенсорные (чувственные) образы (ощущения, представления и т. д.), а основная задача исследователя—вычленить их из сложной ткани явлений психической жизни.

Третья линия, также восходящая к Дж. Локку, задавала методологию исследования сознания—элементаризм, или, выражаясь словами Л. С. Выготского, анализ сознания по элементам. Суть подобной методологии—в разложении сознания на простейшие, далее неделимые элементы и последующем объяснении сложных явлений психической жизни как^торичных, производных от этих простых. На этом методологическом основании в XVIII в. сложился ассоцианизм—доктрина, провозгласившая ассоциацию между элементами сознания единственным принципом течения психических процессов как пассивного реагирования на внешние воздействия.

Но, пожалуй, главным логико–методологическим основанием классической психологии сознания, имплицитно присутствовавшим во всем многообразии ее концепций, выступил общий способ построения предмета, который можно назвать субстанциалистским, т. е. «овеществляющим» предмет. Речь идет о таком способе определения предмета, при котором последний задается через свою структуру, внутреннее содержание как нечто инвариантное, неизменное, через ответ на вопрос, что есть данный предмет сам по себе. Подобный способ, служащий одним из необходимых оснований научного познания, несет в себе существенные ограничения — замыкание изучаемого предмета собственными рамками, изолирующими его от связей и отношений с многообразными явлениями действительности. Применительно к психологии ориентация на субстанциальную трактовку предмета обнаружилась в тенденции исследования структуры и внутренних закономерностей течения интроспективно данных субъекту психических процессов при полной их оторванности от прочих явлений реальности.

Описанные тенденции классической психологии сознания в полной мере отразились у В. Вундта в первой программе психологии как самостоятельной науки. Ее теоретические основания причудливым образом сочетали в себе эти тенденции с восходящим к Г. В. Лейбницу альтернативным подходом, утверждающим изначальную внутреннюю активность психики (в виде апперцепции), ее непрерывность и несводимость к сознанию. Все это не способствовало продуктивному развитию вундтовской экспериментальной программы, основные результаты которого, запечатленные в виде «общих законов душевной жизни», явно не оправдывали своего названия и даже («закон творческого синтеза», утверждавший несводимость сложных образований к составляющим их частям) опровергали исходно элементаристскую методологию исследования.

Да и сам В. Вундт, разочаровываясь этими результатами, все более сосредоточивал свое внимание на разработке «психологии народов» как второй, культурно–исторической ветви психологии, изучавшей высшие психические процессы (включая мышление) посредством анализа продуктов человеческого духа (языка, мифов, религии и т. д.), тем самым разрывая психологию на две автономные части.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука