Личности в истории. Россия

«Некоторые люди говорят, что театр – храм.
Я так никогда не говорил, я так не думаю.
Но я живу в нашем обществе,
и жизнь у нас такая… что надо стать
на колени, здесь, и помолиться».

Этим монологом начиналась последняя роль великого, воистину народного артиста Евгения Леонова в спектакле Марка Захарова «Поминальная молитва».

Без притворства, без грима, такой, какой есть, в джинсах, в кроссовках, он опускался на колени и спокойно вполголоса продолжал:

«Господи, ты все видишь… Помоги нам,
вдохнови нас на молитву поминальную.
Ты меня можешь не услышать,
я к тебе никогда не обращался,
никогда не прислушивался.
Если честно – я тебя даже никогда не знал
(меня так воспитали), и все равно, Господи,
сегодня, сейчас мне очень хочется, чтобы ты
услышал меня и всех нас, всех нас.
А мы – тебя.
И пусть будет музыка…»

И пусть будет музыка – слова эти звучали не игриво и не пафосно. А как-то тихо, просто, грустно и даже немного застенчиво. Но в них угадывалась пронизывающая, живая ностальгия и надежда…

Сквозь маску комика, сквозь видный миру смех его киногероев, столь многих, известных в каждом доме, проступали незримые, неведомые миру слезы. В парадоксальном сплаве улыбки и трагической обнаженности рождалось послание человеко-ролей Евгения Леонова. Послание, которое накрепко врезалось в души и размягчало сердца.

Оно несло в себе какую-то особенную Правду. Правду Доброты и человечности! И мы впитывали ее с самого детства, начиная с незабываемого забавного Винни-Пуха.

«Все-таки смысл нашей профессии – на сердца! Переводить себя – из литературы – туда, на сердца, в сердца. В образ-матку, которую ты можешь дать. В искренность. И все это перемешав – создать что-то, в чем и радость бы была, и гнев, и боль» (из интервью).

В наш жестокий, озлобленный, суетливый, грохочущий век рядом с нами появляются особенные люди. Люди-первосвященники. Люди-терапевты. Они не говорят громких слов, не читают нравоучений, не тычут пальцем, не облачаются в мантии и рясы. Они бывают даже такие: нос картошкой, мохнатые брови, лысина. В общем, сократовской внешности люди. Они будто специально стараются остаться неузнанными, чтобы узнавали то лекарство небесной природы, которое они приносят, – подлинное искусство, что помогает нам, маленьким, становиться чуточку выше, чуточку добрее.

«Через мою жизнь, как и через жизнь каждого человека, прошло столько лиц, людей. С кем-то сталкивался ближе, а с кем-то просто ехал на машине со съемок. Но ведь каждый человек, если заглянуть ему в глаза, – это целый мир. Будь восприимчив к этим мирам. Здесь начало искусства» (из «Писем сыну»).

Какой простой и удивительно мудрый совет – заглядывать в глаза! Всего лишь. Такая мелочь. Но мы часто лишаем себя этого шанса. У нас на все есть свой правильный ответ, свое мнение. Ведь очень хочется казаться умнее, ловчее. Мы все время куда-то бежим, толкаем друг друга локтями, наши глаза отвыкли вглядываться, наши уши отвыкли от тишины, наши души отвыкли от Тишины. А рядом в очередях, в автобусах, на улице и на работе сосуществуют целые миры. И они так же все куда-то бегут. Суета…

«Тишина – это какое-то особое состояние мира и человеческой души. Мне кажется, мы себя чувствуем частичкой природы, каплей океана в тишине, и только. Вне тишины нельзя понять красоту…

Тишина – это жизнь, все великое совершается в тишине. Тишина – это уважение людей друг к другу, это нежность и любовь. Как я люблю дома, где говорят тихо, даже дети не кричат без причины…