Личные обстоятельства (из сборника -Я жил в суровый век)

— Ну а ты слышал, что я ответил вашему командиру, — огрызнулся крестьянин. — Я ведь не баба, сам небось в армии был. Я себе сразу сказал, что из ваших один только Чиччо может их остановить, и скорее к нему. Я тоже своей шкурой рисковал: которые в хвосте были, могли меня заметить, когда я бежал, и подстрелить, как зайца. Прибегаю я в отряд Чиччо, а там никого, только повар да часовой. Я их все одно предупредил, и они пулей помчались. Я думал, они остальных ищут, засаду хотят сообразить, что-то сделать, а они-то, оказывается, в лесок дунули, чтобы схорониться. Когда колонна прошла и уже далеко была на дороге к Альбе, они вернулись и говорят мне: «Что мы вдвоем сделать-то могли?»

Фрэнк сказал:

— Паскаль грозится, что сегодня же пошлет людей к Чиччо — забрать у него один из двух пулеметов. Одного пулемета больше чем достаточно для этой кучи…

— Если можно, я пойду, — сказал крестьянин. — Мне нельзя задерживаться, жена будет волноваться, а она беременная.

— Это точно был Джорджо из Манго? — не отпускал его Мильтон.

— Он самый. Я его узнал, хоть у него лицо все в крови было.

— Его ранили?

— Били.

— А… как он сидел на возу?

— Вот так, — сказал крестьянин, изображая позу Джорджо.

Его посадили на передний край телеги и привязали к брусу, укрепленному на решетчатом борту, и Джорджо сидел прямой как палка, а ноги у него свисали, болтаясь под стать хвостам впряженных в телегу волов.

— Они взяли его с собой как трофей, — повторил Фрэнк. — Представляешь, что будет, когда его привезут в Альбу? Представляешь, каково сегодня будет девушкам?

— При чем тут девушки! — взорвался взбешенный Мильтон. — Оставь их в покое. Ты, я вижу, тоже из тех, кто обольщается.

— Я? Позволь, чем же я обольщаюсь?

— Разве ты не понимаешь, что это повелось с незапамятных времен: мы привыкли подыхать, а девушки — видеть, как мы подыхаем?

— Мне еще нельзя уйти? — напомнил о себе крестьянин.

— Минутку. А что делал Джорджо?

— А что вы хотите, чтоб он делал? Смотрел прямо перед собой.

— Солдаты продолжали его бить?

— Нет, больше не били, — ответил крестьянин. — Видать, они его отделали, когда взяли, Но по дороге уже не трогали. Боялись, поди, что вы можете в любую минуту ударить по ним не с одного холма, так с другого. Я же сказал, что они спускались бесшумно, как змеи. Вот они и не трогали его больше. Но, может, когда вышли из опасного района, опять на него набросились, зло на нем сорвать. А теперь можно я пойду?

Мильтон уже мчался к штабу. Фрэнк, не ожидавший такой стремительности, бросился за ним.

— Говорил «не беги», а сам бежишь.

Вход в штаб загородила добрая половина отряда. Мильтон вклинился в это скопище плеч, прокладывая дорогу для себя и для Фрэнка, теперь уже ни на шаг не отстававшего от него. В штабе тоже было полно людей: они плотной стеной обступили Паскаля, сжимавшего в руке телефонную трубку. Мильтон протиснулся через эту толпу и оказался в первом ряду, локоть к локтю с Шерифом, бледным как смерть, Паскаль ждал связи. Фрэнк тихо сказал:

— Бьюсь об заклад, во всей дивизии нет ни одного завалящего пленного.

— По мне, дело пахнет венком из белых роз, помяните мое слово, — подхватил кто-то.

Дали штаб дивизии. Трубку взял старший адъютант Пэн. Он сразу сказал, что пленных у него сейчас нет. Попросил Паскаля описать Джордже и, кажется, вспомнил его. Но пленных у Пэна не было. Пусть Паскаль поспрашивает в отрядах. Верно, по правилам все пленные должны немедленно передаваться нижестоящими штабами штабу дивизии, но для очистки совести пусть Паскаль позвонит Лео, Моргану и Диасу.

— У Лео нет, — сказал Паскаль в трубку. — Тут у меня один из его людей, он мне показывает, что у них в Треизо нет пленных. Попробую позвонить Моргану и Диасу. Во всяком случае, Пэн, если у тебя появится пленный, не пускайте его в расход, а сразу, тепленького, в машину — и ко мне.

— Скорей звони Моргану, — сказал Мильтон, едва Паскаль повесил трубку.

— Я позвоню Диасу, — ответил Паскаль сухо. Мильтон покосился на своего соседа. Теперь Шериф был серого цвета. Но, как думал Мильтон, не из-за того, что случилось с Джордже: задним числом Шериф испугался, что в тумане скрывались сотни врагов, а он, не видя их, вышагивал перед ними, как на параде, и был спокоен и самоуверен, усыпленный шумом крыльев заблудившейся птицы.

— Бедный Джордже, — буркнул Шериф. — Последняя ночь у человека, и такая паскудная. Не позавидуешь. Наверно, никак не переварит те орехи.

— Может, для него уже все кончилось, — предположил кто-то у Мильтона за спиной.

Зазвонил телефон.

— Тихо! — приказал Паскаль.

Это был Диас — легок на помине. Нет, пленных у него не было.

— Мои орлы вот уже месяц как без добычи.

Он отлично помнит светловолосого Джордже, ему жаль его, но что поделаешь, если нет ни одного пленного.

Партизан с эспаньолкой — Мильтон видел его впервые — спросил, куда в Альбе водят на расстрел.

Ему ответил Фрэнк:

— Когда как. Чаще всего ставят к кладбищенской стенке. Но бывает — возле железнодорожной насыпи или где-нибудь на бульварном кольце.

— Лучше не знать этих мест, — сказал партизан с эспаньолкой.

И снова послышалось: