Личные воспоминания

Во время одного из собраний некая молодая симпатичная девушка попросила меня объяснить принцип действия подводных мин, которыми был защищен город. Узнав, что в случае удачи целый корабль со всем экипажем взлетит на воздух, она тут же взволнованно спросила: неужели найдется человек, который сможет вот так просто, одним движением руки, погубить сразу сотню человеческих жизней? Я ответил, что, конечно, найдется, оправдывая это военными действиями. После этого она с негодованием отвернулась и в дальнейшем старательно меня избегала. В следующий раз я встретил ее уже после битвы при Бау. Возглавлявший прусские войска граф Врангель⁶² уже подходил к границе Шлезвиг-Гольштейна, и воинственный дух в стране был на самом подъеме. К моему искреннему удивлению, хорошенькая оппонентка, завидев меня, не только не отошла в сторону, но, наоборот, первой подошла и спросила, в исправности ли пребывает мое минное заграждение. Я заверил, что все мины в порядке, а поскольку датский флот был уже близок, вскоре все смогут убедиться в их эффективности. Я желал таким резким ответом вновь возбудить ее негодование, которое так шло ей. Ненависть и правда проступила на ее лице, но сопровождалась она неожиданной фразой: «Ах, я была бы рада увидеть, как сотни этих извергов будут извиваться в воздухе». Оказалось, что ее жених, участвовавший в битве при Бау, был ранен и, попав в плен, теперь находился на корабле «Droning Maria», команда которого обращалась с пленными весьма сурово. Этим и объяснялось такое резкое изменение ее гуманных чувств.

Фридрихшорт

В городе говорили, что Копенгаген приказал начать бомбардировку Киля, не дожидаясь, пока его займут немецкие войска. Я опасался за оборону города, поскольку при тщательном изучении фарватера оказалось, что для среднеразмерных судов он шире, чем предполагалось ранее. Кроме того, датский флот мог спокойно встать на якорь возле Фридрихшорта, откуда начать неторопливый и обстоятельный обстрел города. Поэтому мне казалось важным захватить крепость. Сделать это было не сложно: датский гарнизон состоял из небольшого числа солдат-инвалидов, бояться которых было просто стыдно.

О своих опасениях я доложил вновь назначенному коменданту Киля, ганноверскому майору. Он был со мной всецело согласен, тем более что ему недавно стало известно, что датская эскадра как раз и имеет первой целью занятие и укрепление Фридрихшорта, но у него не было достаточного числа людей для захвата крепости. В ответ на это я напомнил коменданту, что для содействия в таком благородном деле вполне можно задействовать силы народной милиции. Хоть комендант и сомневался в этой моей затее, тем не менее он приказал трубить сбор народных сил самозащиты, чтобы довести до них мое предложение. Очень быстро собралось значительное число граждан. Обратившись к ним, я попытался доказать, что их жизнь и благополучие сейчас в большой мере зависят от того, кто первым займет Фридрихшорт, что сегодня сделать будет легко, а завтра – невозможно.

Мое выступление пришлось гражданам по душе. После короткого совещания бойцы милиции согласились в ту же ночь штурмовать крепость при условии, что командовать штурмом буду я, на что я, естественно, ответил согласием. При поддержке коменданта, который хоть не имел команды, зато предоставил в наше распоряжение городской арсенал, мы быстро снарядили из 150 мужчин экспедиционный корпус, усилив его резервом из 50 человек.

Уже ближе к полуночи отряд выдвинулся в направлении района Хольтенау, откуда планировали начать штурм. Наш милицейский отряд тихо и бесстрашно подошел к укреплению, спокойно прошел по оказавшемуся, к нашей радости, опущенным подъемному мосту и с громким криком «ура!» быстро овладел фортом. К сожалению, датчане не оказали нам никакого сопротивления. В комендантской я устроил свой штаб, куда вскоре были доставлены плененные солдаты гарнизона, состоявшего всего из шести, по-видимому, совершенно забытых датчанами престарелых сержантов и пиротехников. Все они были взяты мной под стражу как первые военнопленные и на следующее утро отправлены в Киль. Коренные шлезвиг-гольштейнцы, все они были очевидно довольны тем, что их освободили от датской службы.

На другое утро мне доложили, что на рейде перед крепостью появился датский военный корабль. Спустя короткое время в штаб приволокли шпиона, подававшего из крепости какие-то сигналы. Старый человек, он весь трясся в руках державших его крепких молодых парней. После подробного допроса выяснилось, что старик был гарнизонным пастором. Напуганный шумом в обычно тихой старой крепости, он пытался привычными знаками дать понять рыбакам из расположенной на другом берегу гавани деревни Лабоэ, чтобы они прислали за ним лодку.