Личный демон. Книга 2

— Саба, — улыбается Уриил. Уголки зеленых глаз собираются длинными, глубокими «гусиными лапками», которые не прибавляют лицу ангела ни теплоты, ни смешливости. — Одна буква — а насколько элегантней звучит… Раба. Вот как это называется — р-р-раба. — «Р-р-р» раскатывается в ночном воздухе быстрым перекатом. Ангел луны, как всегда, не церемонится в выборе выражений. И не обрывает рассуждений при виде кислой мины собеседника. — Вы, люди, прирожденные рабы. Желаний, чувств, идей, веры, других людей… Всю жизнь отчаянно ищете себе хозяина и не отвлекаетесь на знаки, которые подает вам свобода. Если из человека по капле выдавить раба, останется шкурка.

Катерине не хочется вступаться за род людской из одного только чувства солидарности. Да и не чувствует она больше безоговорочной солидарности… с людьми. Точно человечество в полном составе играет на сцене, одна она, Катя, не при деле, стоит и смотрит из кулис, нервно кусая собственный кулак, чтоб уж наверняка не издать ни звука.

— Разница лишь в том… — Цапфуэль медленно, словно крылья бабочке, обрывает лучи звезде Вифлеема. Цветок исчезает, сливаясь с теплой ночью. — …что одни рабы — хорошие, другие — плохие. Есть преданные, честные рабы, а есть лукавые и нерадивые. Тот, кто предназначен для одного хозяина, будет плох для всех остальных. Если бы мы… если бы люди знали, для кого предназначены!

Не вам упрекать нас, хозяева, угрюмо думает Катерина. Вы делаете нас своими, не спрашивая разрешения и каждую минуту напоминая: ты принадлежишь мне, но я никогда не буду принадлежать тебе. И однажды — однажды вы заставляете нас выбирать между жизнью и ложью.

И каков, по-вашему, он будет, этот «свободный выбор»? Если ангел-хранитель не справляется со своей работой, пусть его место займет демон-хранитель, даже если это Наама, мать обмана, и в результате ее опеки тебя ждет превращение в Даджаля, в антихриста.

— Думаешь, я должна стыдиться, как будто я извращенней вас, крылатых вуайеристов? — старательно растягивает губы в улыбке Саграда. — Полагаю, что нет.

Это не ложь. Просто очень на нее похоже.

— Думаешь, я должен стыдиться, как будто отнял у тебя что-то, чего у тебя никогда и не было? — так же старательно скалится Уриил.

— Полагаю, что да! — выпаливает Катя раньше, чем успевает воздержаться от ответа.

Ну вот, теперь придется объясняться.

— Андрея за мной послал, караулил, когда я про вечность ляпну, выжидал удобный момент, чтоб меня у Люцифера забрать… — Обвинения кажутся неубедительными даже Катерине, но она решает идти до конца и задать вопрос, еще более неловкий, чем разговоры о Катином мазохизме: — Вы что, с адом в подкидного дурака играете?

— А вот и не угадала — в шашки! — хохочет ангел луны. — Пойми, Катенька, мировое равновесие на перемещении фигур держится. Денница мне как брат, я бы и рад не посягать на его, гм, имущество, но таков уж закон гармонии: едва у одного из нас появляется любимчик — мы сразу даем ему шанс перейти на другую сторону. Нельзя слишком долго держать раба при себе, от этого в нем иссякает человеческое. А люди должны оставаться людьми, даже если они антихристы или святые.

Ну, будем считать, обзорная экскурсия закончена. Можно встать, отряхнуться от райской землицы, поблагодарить за любовь-за ласку и отправляться назад. Домой. Туда, где, возможно, ждут. И возможно, волнуются.

Ах, да! Последний, фирменный райский аттракцион.

Искушение.

Что ж, думает Катерина. Ангелы не ведают пощады. Кто-кто, но только не они. Уберегая человечество, они легко жертвуют человеком. Зная мою слабость, мою тягу к подчинению, Уриил вполсилы не ударит. Сейчас очнусь в каком-нибудь восточном гареме, в шелковых шальварах и в косах с вплетенными в них дукатами, посреди комнаты, пропахшей пахлавой и пряностями, где на тахте, разметавшись, дрыхнет посторгазменным сном молодой красивый падишах. И самой мне будет лет семнадцать, и звать меня будут Заира, и я тоже буду молодое красивое животное, бездумное и бесстыжее, легко подчиняющееся сильной мужской руке, скорое на любовь и остуду, одержимое не стыдом, а похотью — вечно голодным монстром, одновременно жарким и ледяным.

Таким оно и будет, неизбывное искушение для тебя, вечной девочки: вернуть свою бездарно проебанную молодость, сбросить ярмо долга и дать, наконец, свободу своему внутреннему зверю.

Кэт меня вытащит, твердит себе Катя. Она ведь на себе испытала, каково это — выпустить своего зверя и утратить власть над ним. Китти, превращенная в львиноголового демона, всегда жаждущая, всегда несытая, тянулась за пираткой неугомонной тенью, чутко водя кошачьим носом над родным, пахнущим кровью следом, слизывая алые капли с ладоней Кэт, дожидаясь ласкового: «Взять, девочка!» как манны отнюдь-не-небесной, кровавой адской манны.

Искушать искушенного нужно тем, чего он жаждет получить — и знает, что никогда не получит, бодрится Катерина. Хорошо, что у меня есть тень, испытавшая все на свете Пута дель Дьябло, ей мои эротические фантазии насчет сексуального рабства — унылая повседневность. Тортуга.

Глава 8 Искушая искушенного