Спустя полгода Лили уже смогла более критично относиться к себе, начиная понимать, что во всех своих бедах виновата только она одна. И вот тогда к ней пришел священник, рассказывая и показывая. Принять это было сложно, просто очень сложно, однако спустя еще некоторое время девочка принялась рассказывать о своем прошлом, хотя священник воспринимал это просто как игру воображения больного ребенка, стараясь ничем не выдать это отношение.
Лили стала задумчивой. Девочка переоценивала свою жизнь и свои устремления, думая о… семье. Она видела, как к другим безнадежным детям приходили родственники, стараясь поддержать и согреть, и… остро завидовала этому. Начав понимать, от чего именно она отказалась, Лили смотрела на других… Робкие улыбки на лицах онкологических, испытывавших страшные боли. Нежность и ласка на лицах родственников, слезы… слезы… слезы… Тут Лили вспомнила, что Герания целитель. Может быть, этим не заслужившим боли детям можно помочь?
Стоило девочке загореться этой идеей, и она почувствовала мурашки в пальцах. Ощущение, от которого Лили уже отвыкла, заставило задуматься еще сильнее. Девочка попросила позвать Геранию, если это возможно… Снова, как месяцы назад, перед Лили оказалась та, в состоянии которой была виновна она… рыжеволосая девочка смотрела прямо в глаза своей… дочери, но не видела там ни презрения, ни жалости, только какое-то обреченное ожидание. Инвалидная коляска, бледность, и мальчик рядом…
— Герания, прости меня, пожалуйста, — неожиданно произнесла Лили, вдруг осознав, насколько тяжело ее собеседнице. — Прости меня за все…
— Я прощаю тебя, — кивнула доктор Ленка, увидев, что рыжая что-то для себя поняла. Подъехав поближе, она погладила Лили, на глазах которой от этого жеста выступили слезы.
— Я хотела спросить… — рыжеволосая девочка помолчала, будто формулируя. — Тут лежат дети, а ты же целитель, скажи… Им можно помочь?
— Кому-то можно, — задумчиво произнесла доктор Лена, удивившись такой просьбе. Лили просила не за себя — за других, но не-маги очень плохо поддавались магическим методам лечения, отчего надо было пробовать. — Я посмотрю, кому можно помочь, — решила Ленка, совсем иначе глядя на рыжую девочку.
— Спасибо, — улыбнулась Лили. — Я была очень плохой девочкой, — объяснила она. — И правильно наказана, а они… Они же ни в чем не виноваты! У них есть те, кому просто больно…
— Интересно… — хмыкнула юная целительница, решив посмотреть на местных пациентов.
Герания уехала, сопровождаемая своим мальчиком, а Лили думала о том, что если бы можно было все исправить, то она никогда бы не вела себя так. Но ничего исправить, по мнению девочки, было нельзя, значит, надо смириться со своим наказанием. Лили начала понимать, что ее и жить-то оставили из великой милости… Девочка надиктовала письмо Петунье, в котором просила прощения за каждую слезинку сестренки. Медсестры здесь не удивлялись совершенно ничему, поэтому письмо женщина получила, приехав к сестре. Они долго разговаривали, даже плакали…
Лили менялась, каждый день девочка менялась, начиная понимать все больше, начиная чувствовать ту боль, которую приносила родным, близким людям. И однажды утром она почувствовала свои руки, вызвав этим известный ажиотаж. Перед девочкой еще был долгий путь, но вот внезапно ожившие руки, удивившие врачей, показали ей, что она на верном пути. Этот факт подтвердил и пастор, рассказав о чудесах… Возможно, он сам так и не думал, но считал важным поддержать малышку.
Часть 14
Если бы не Дадли, срыв стал бы катастрофой для Ленки, но мальчик как-то почувствовал, что ей нехорошо, обнял буквально всем собой, принявшись гладить и рассказывать, какая Гера хорошая девочка. Слушая эти слова, Ленка осознавала, что она — девочка. Не доктор с большим опытом, который в ответе за все, а девочка, ребенок, поэтому схватила руку Дадли, прижавшись к ней губами.
— Устала, да? — мальчик для семилетнего ребенка был очень понимающим, каким-то теплым, близким.
— Я бы без тебя не выжила, — призналась Ленка. — Просто не пережила бы этих лет.
— Я у тебя всегда есть, и всегда буду, — очень серьезно ответил ей Дадли. — Несмотря ни на что…
— Спасибо, родной, — девочка слабо улыбнулась, почувствовав боль от неосторожного движения, но привычно проигнорировав ее.