Личный опыт

Врач знал, о чем говорил, состояние Герании было, по мнению врачей, очень нехорошим, ходить она не могла, а лежа девочке временами нужен был кислород. Как малышка дожила до своих лет, специалистам было совершенно непонятно, но вот теперь, теперь с ней все было очень плохо. Петунья сначала задумалась о том, не лучше ли девочке будет в хосписе, среди обученного персонала, но потом, уже в палате, глядя в эти понимающие глаза…

Ленка понимала, что скорей всего ее выкинут в приют. Это англичане, она не родная дочь, так что вероятность остаться одной среди холодных стен была. Было очень жалко Дадли — мальчик был очень привязан к своей сестре, так он называл девочку. Поэтому Гера принялась аккуратно готовить к этому брата, отчего у слышавших их разговоры медсестер волосы поднимались дыбом. Взрослые женщины понимали, какой вариант рассматривает едва дышащий ребенок и от чего желает защитить своего близкого.

— Доченька… — прошептала Петунья, с которой уже успели поговорить почти все сестры отделения, прося, умоляя не разлучать детей. — Маленькая… Я тебя не брошу, клянусь тебе.

— Спа… сибо… — ответила Ленка, тщательно контролируя ставшее очень коротким дыхание. — Но я… теперь…

— Ты моя дочь! — твердо произнесла Петунья, не желавшая больше никого терять.

Вчера она похоронила Вернона, пока дети были еще в больнице. Муж умер не от удара или магии, а от банального инсульта, потому что часто в последнее время прикладывался к бутылке, после этого вымещая какую-то свою злость на домочадцах. В чем-то женщина была рада, что он… ушел. С деньгами помогло государство, а теперь еще, учитывая в каком состоянии дочь — так и подавно. Главное, чтобы малышка ее простить смогла…

***

«Получается, что либо я сошла с ума, либо это не глюки», — сделала логичный вывод доктор Лена. Впрочем, этот факт ничего не менял. Девочке Герании нужна была коляска, лучше — электрическая, нужны были бандажи на руки и ноги, и, похоже, подгузники, учитывая, с какой болью был сопряжен поход в туалет. Хотя на судно было не больно, но судно… Ленка вздохнула и принялась привыкать к цветочному имени. Привыкалось плохо.

— Вот тут у нас самая загадочная пациентка, — голос лечащего Ленка распознала сразу, но в палату вошел седой мужчина в белом халате. Отличало его внимание во взгляде, мягкость движений и легкая улыбка. Вслед за ним в палату повалили мужчины и женщины, заставив девочку понимающе усмехнуться, что заметил и вошедший первым мужчина.

— Ну, ты-то свой диагноз знаешь? — поинтересовался назвавшийся профессором коллега, на что девочка кивнула. — Назовешь? — улыбнулся он.

— Синдром Элерса-Данлоса, — проговорила Ленка, отлично зная, что, скорей всего, ее поднимут на смех. Несмотря на то, что диагноз существовал уже полвека, знали о нем немногие, в основном, специалисты.

— Вот, Уилкинс, видите? Она может забыть свое имя, возраст, год и день рождения, но диагноз будет помнить насмерть, — как-то горько произнес седой мужчина, погладив Ленку. Ее страх он, конечно же, увидел и правильно интерпретировал. — Большими муками достается им этот диагноз… Пока поверят, что ребенку действительно больно, пока начнут что-то делать, а она еще и сирота, хотя опекуны, похоже, достались человечные, не убили.

— А могли? — удивился лечащий врач, впервые в жизни услышавший этот диагноз. Профессор был прав, озвучь его девочка и кто знает, как бы это восприняли. Мужчине стало стыдно.

— Еще как, не она первая… — вздохнул пожилой коллега, принявшись затем диктовать назначения. Не забыл ни про бандажи, ни про диету, улыбнувшись в ответ на благодарный взгляд ребенка. Все понимающего ребенка с просто стальной силой воли.

С появлением ортезов боль стала приемлемой, чтобы потом, как твердо знала Ленка, полностью исчезнуть. С кислородом и лежачим положением жить стало вполне комфортно, правда, насколько Ленка понимала, все придется делать самой — и терапию выбивать, и ЛФК, и прочие радости, что обещало веселые дни и ночи. В принципе, при условиях сидячего положения, от кислорода можно было отказаться. По крайней мере, днем. Тяжело вздохнувшая девочка смирилась, как смирялись и все ее пациенты. А вот Петунья очень внимательно расспрашивала докторов, понимая, что шесть долгих лет они с Верноном пытали малышку. Каждый день, каждую ночь, и только Дадлик…

Вот с Дадли все было непросто. Он не верил маме, совсем. Узнав, что сестренка больше не сможет ходить, пообещал остаться с ней в приюте, если мама решится, но Петунья давно уже приняла решение, в том числе и по месту обитания. Сначала женщина думала о Коукворте, но там был Снейп, тот самый Снейп, для которого люди — ничто, поэтому Петунья решила сменить графство.