Личный паноптикум. Приключения Руднева

– Например, графине Малаховской пифия помогла найти фамильный перстень, точно указав имя вора и место, куда он спрятал похищенную драгоценность. Генералу Беренгейму, кстати, абсолютно скептически настроенному и оказавшемуся на сеансе, лишь уступив желанию супруги, Флора предсказала опасность, грозящую в предстоящем путешествии. По настоянию жены генерал отложил свою поездку с какой-то там инспекцией на несколько дней, благодаря чему и впрямь, возможно, избежал гибели в железнодорожной катастрофе, которая как раз тогда произошла на Ташкентской железной дороге. Были и другие предсказания, нашедшие свое подтверждение.

– Это ничего не значит! – не сдавался Руднев. – Даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время.

– Тут было явно чаще, чем дважды…

– Белецкий, это лишь значит, что кто-то переводил стрелки! Все эти предсказания – мошенничество или следствие неоднозначного толкования!

– Да я с вами не спорю, Дмитрий Николаевич! – примирительно отозвался Белецкий. – Я лишь рассказываю о странностях, которые наблюдал и объяснения которым не знаю.

Рудневу с Белецким пришлось прождать под дверью особняка несколько минут, прежде чем им открыли.

Напыщенный швейцар в ярко-красной ливрее смерил их недовольным взглядом и высокомерно произнес:

– Нынче не принимают-с…

Швейцар попытался закрыть дверь, но Белецкий удержал ее.

– Мы не на сеанс. Нам нужно переговорить с кем-нибудь из сопровождающих госпожу Флору.

– Не велено никого пускать! – продолжал упорствовать швейцар.

Руднев протянул ему свою визитную карточку.

– Передайте это. Уверен, нас примут.

Швейцар насупился, прочел имя на карточке, очевидно, ничего ему не говорящее, буркнул: «Обождите», – и захлопнул дверь перед носом визитеров.

– Не очень-то любезно нас принимают, – заметил Руднев.

– Да уж, – согласился Белецкий. – Надеетесь, вам удастся козырнуть своим именем?

– Если не удастся, – философски изрек Дмитрий Николаевич, – то тебе, Белецкий, придется козырять своей способностью выбивать двери.

Выбивать дверь, однако, не потребовалось. Спустя пару минут швейцар воротился и пропустил посетителей в прихожую, заинтересовавшую Дмитрия Николаевича своим изысканным интерьером с витражами, лепниной и инкрустированным паркетом. Он как раз разглядывал на стеклянной перегородке фавна, завлекавшего юную нимфу игрой на свирели, когда по лестнице с перилами в виде переплетенных стеблей полевого плюща спустился средних лет человек, одетый во фрак. Незнакомец выглядел излишне восторженным и дружелюбным.

– О! Господин Руднев! Какая честь! – воскликнул он, кидаясь к Рудневу с распростертыми объятьями.

Дмитрий Николаевич поспешно отступил за Белецкого, но его очевидное избегание столь бурного приветствия нимало не смутило темпераментного господина. Незнакомец протянул вперед обе руки и, схватив ими руку Дмитрия Николаевича, затряс ее так импульсивно, что, казалось, еще немного, и он ее оторвет.

– Такая честь! Такая честь! – восторженно повторил он и, не меняя интонации, перешел на другую тему. – Вижу, вас заинтересовал этот витраж? Да, это шедевр! Говорят, эскиз делал сам Эмиль Галле…

– Простите, сударь, мы не имеем чести знать вашего имени, – Руднев кое-как втиснул реплику в, очевидно, неиссякаемой поток речи господина во фраке.

– Ах! Простите! Я так впечатлен вашим визитом, что забыл представиться. Иннокентий Федорович Золотцев. Да-да! Золотцев! Это моя настоящая фамилия! Забавная, правда?.. А вы, сударь? – последний вопрос словоохотливого Иннокентия Федоровича был обращен к Белецкому.

Тот сухо представился и спросил:

– Вы импресарио госпожи Флоры?

Золотцев возмущенно всплеснул руками.

– Что значит «импресарио»?! Импресарио бывают у артистов! Я ее фамильяр!

– Фамильярами обычно бывают черные коты или жабы? – не удержался от саркастического замечания Руднев.

– Это предрассудки! Средневековые сказки! Разве образованный человек может в такое верить?! – возмутился Иннокентий Федорович, очевидно, не уловив иронии.

Руднев с Белецким переглянулись, но и этого Золотцев не заметил и продолжил говорить.

– Сожалею, что ее яснословия нет дома. Она была бы крайне польщена вашим предложением, Дмитрий Николаевич!..

– Простите, – перебил Руднев. – Я не совсем понял, о каком предложении вы говорите.

– Как же?! Разве вы пришли не за тем, чтобы нарисовать ее портрет? – от изумления Иннокентий Федорович даже смолк на мгновенье.

– Увы, нет, – ответил Дмитрий Николаевич. – Мы могли бы переговорить где-нибудь в более удобном месте, нежели прихожая?

– О да! Конечно! Простите! Пройдемте, господа!.. Что-то случилось?.. Я, видите ли, собирался на «Месяц в деревне»1. Обожаю Ольгу Книппер! Она чудо!.. Так вы говорите, что пришли не ради портрета?! – Золотцев тараторил так, что даже если бы его гости и хотели вставить слово, у них не было бы для этого никакой возможности.

Они прошли в элегантную гостиную, а фамильяр все продолжал болтать.

– Иннокентий Федорович, – Руднев бесцеремонно перебил Золотцева. – Вы сказали, что госпожи Флоры нет дома. А где она?

– Она принимает омовения на Кастальском источнике.