Личный враг Бога

– Ничего не слыхал. – Эльф был спокоен. – Да, вчера ночью я покинул пещеру, я часто делаю это. Я смотрю в небо, и оно представляется мне высоким сводом огромной пещеры. Весь р это пещера, вы задумывались когда-нибудь об этом? А мне теперь кажется так. Только так… Слишком много времени провел я здесь. Мне пора уходить. Не терпится. Ты отпускаешь меня, Хозяин Талисмана?

– Да, – сказал Глеб. – Я не держу тебя, хотя у меня еще есть несколько вопросов.

– Так спрашивай.

– Где нам найти гномов?

– Здесь их нет. Вам надо идти в Драконьи Скалы. Дальше на запад.

– Правда ли то, что Талисман делает врагов друзьями?

– Глаз Й'0рха вызывает чувство доверия. Ты можешь это использовать, чтобы переманить врага на свою сторону, убедить его в чем-то.

– Из этой пещеры есть еще выход? Как нам побыстрей выбраться отсюда?

– Ты чувствуешь ветер? Холодное дыхание свободы на своей коже? Следуй ему…

– И все же, – вмешался Епископ, – ты должен был слышать Плач.

– Я ничего не слышал. Но я пел и, может быть, из-за этого пропустил то, о чем ты говоришь. Хотя это странно.

– И часто ты поешь? – Глеб наконец-то все понял.

– Когда испытываю потребность.

– Спой.

– Вы, люди, не поймете песни старого эльфа. Ваши уши не воспримут язык, а мозг не уловит мелодию.

– Все равно спой.

Эльф скинул капюшон, и, несмотря на сгустившуюся темь, Глеб увидел уродливую голову, и вновь его пробрала дрожь отвращения. А Страж Талисмана поднял вверх руки и протянул Длинную тоскливую ноту, словно настраивая голосовые связки.

Загудели подземные ходы, будто резонирующие трубы органа. Эхо, испугавшись своего бесконечного отражения, бросилось врассыпную по лабиринтам. Задрожали скалы.

Утес исторг Плач. Нечеловеческую песню бесконечного одиночества. Давящее отчаяние отверженного существа.

Глеб и Епископ, оглушенные звуками, а более того, нахлынувшими скорбными чувствами, повалились на пол. Сознание померкло, а когда вновь вернулось, уже стояла полная тишина. Над товарищами склонилась серая тень, блеснули красные глаза из складок капюшона.

– Что с вами?

– Вот это голос! – слабо восхитился Епископ.

– Я же говорил, – вздохнул эльф, – ты не понял. Я не пою голосом. Я пою душой. И природа отвечает мне. Таковы все песни нашего племени… А теперь мне пора. Я тороплюсь вернуться к Миру. Знаете, Мир так же одинок, как и я…

Тень отшатнулась, скользнула по стене, и друзья остались в одиночестве.

Эльф пропал, и никогда больше с Утеса не раздавались звуки Плача.

Жители деревни верили, что Плачущий Человек возвратился и унес в себе свою скорбь.

Глава 17

Чтобы заплатить за квартиру, Глеб продал телевизор. В магазине на него смотрели как-то косо, возможно, думали, что он наркоман, распродающий последние вещи.

Через три дня он позвонил мачехе и попросил прислать немного денег. «Я отдам», – сказал он в трубку, обращаясь больше к себе, чем к ней.

А в конце месяца выплатили пособие по безработице. Он купил мешок картошки, двадцать килограммов макарон, десять банок тушенки и пять бутылок кетчупа. Едой теперь он был обеспечен.

Кажется, все утряслось.

Жизнь вроде бы наладилась.

Стояла глубокая ночь.

Посох Епископа слабо светился, на пару шагов отгоняя тьму.

Глеб двигался первым, и магу приходилось держаться как можно ближе к товарищу, едва ли не наступать ему на пятки для того, чтобы освещать дорогу впереди идущему. Под ноги лезли камни, то и дело приходилось преодолевать завалы. Стены пещеры то смыкались вплотную, словно хотели раздавить путников, то раздавались далеко в стороны, и так было еще страшней, казалось, что сейчас пол провалится вдруг, уйдет из-под ног, превратится в бездонную пропасть…

Сквозняк усилился. Теперь ветерок не просто холодил лицо – теперь он развевал волосы, трепал одежду, подвывал в узких трещинах. Чувствовалось, что выход совсем близко.

– Черт! – выругался Епископ, спотыкаясь о массивный булыжник. – Без ног останусь! – Он опустился на землю, принялся, шипя сквозь зубы, растирать ушибленную лодыжку.

Свечение посоха померкло, стало темно. Глеб всмотрелся во мрак туннеля, и ему показалось, что впереди что-то есть. Он протер кулаками глаза, помотал головой, отгоняя сон, вгляделся пристальней – точно, что-то там было – будто бы купол тьмы проткнули тонкой иглой и сквозь микроскопическое отверстие с той стороны – со светлой стороны – пробивается осторожный лучик. Словно маленький светлячок повис на плотной черной завеске.

– Звезда, – сказал Глеб, сам не веря в это, а скорее предполагая.

Маг прекратил свою негромкую ругань и шипение. Вновь засветился посох.

– Где?

Глеб показал направление, но там уже ничего не было видно.

– Притуши.

Магическое свечение умерло. Друзья сидели некоторое время в абсолютной темноте. Незримый Епископ, шурша тканью своего одеяния, все растирал зашибленную ногу. Глеб медленно поворачивал голову из стороны в сторону, словно сканировал пространство, и таращился в темь. Через несколько минут глаза привыкли к мраку, и – действительно – впереди холодно мерцала маленькая звездочка. Больше ничего не было видно.

– Вот и вышли, – сказал Глеб.