Личный враг Бога

Бушующее пламя жертвенного костра спекало кожу на лице, от жара затрещали волосы. Но Глеб сделал еще шаг и еще: ближе и ближе – уже почти в упор, уже задыхаясь, превозмогая нестерпи-мое пекло. Он знал, что все гоблины сейчас следят за ним. И он хотел им доказать, что… Что?.. Что человек может приблизиться к пламени, не отворачивая лица? Не боясь вспыхнуть живым факелом?

Глеб швырнул легкое, будто бы усохшее тело Аута в огонь. Кинул точно в пылающее жерло сложенного из бревен сруба. И торопливо отошел прочь, в прохладу и свежесть опускающегося на лес вечера.

Взметнулись в небо искры, словно рой потревоженных насекомых. Запахло горелым мясом. И через минуту потек вверх плотный черный дым.

До смерти уставший Глеб, не оглядываясь, уходил. Он спешил К своему шалашу, в свой дом, в свой маленький мирок. Сейчас он хотел только одного. Он хотел одиночества.

Первое убийство в этой жизни. Такое странное, ни на что не похожее. Вроде бы и не убийство вовсе…

Гоблины, задрав головы, смотрели на кроны деревьев, туда, где застревал и мешался с подступающей темнотой дым от жертвенных костров.

– Солнце приняло жертвы! – провозгласил Мудрейший.

Праздник Большой Охоты закончился.

Быстро летели дни.

Их нельзя было назвать однообразными, хотя в большинстве своем они и походили друг на друга. Но каждый день нес с собой что-то новое – какое-то новое знание, открытие, откровение, что-то о привычках гоблинов, какая-то необычная легенда, примета, поговорка. Все в новинку, все в радость. Должно быть, так маленькие дети открывают для себя мир. Каждую свою находку приветствуют ликующим криком, следят за ней широко открытыми глазами – за суетой муравьев на хвойной куче муравейника, за неровным танцем бабочек, за шевелением сердитой пчелы в сердце цветка… Сперва они видят только то, что находится под носом, на расстоянии протянутой руки. То, что можно схватить, сжать в пальцах, не знающих своей силы, сунуть в рот… А затем, познав близкую вселенную, тянутся дальше и замечают тогда и вечно меняющееся небо, и бег ветра по высокой траве равнин, и волшебное мерцание звезд, рассыпанных по ночному бархату. Не видят они лишь одного – обыденности. Это у них еще впереди… Пока же каждый день для них бесконечен, каждое утро – начало новой жизни. А сон – сама смерть. И не потому ли дети отказываются ложиться спать, когда их укладывают заботливые родители, – капризничают, плачут? Ведь никто не хочет умирать, покидать жизнь, полную таких ярких картин. Пусть даже на мгновение, на час, на ночь… Это только усталые древние старики, повидавшие все в своей жизни, готовы к уходу и ждут его, зовут, требуя отдыха в вечной тьме. Только там их ждет еще неизведанное. Только там – за гранью жизни… Глеб никуда не спешил.

–Ты не должен думать! – Сердитый Уот размахивал руками. – у тебя же получилось тогда, на Охоте! Так зачем ты сейчас пытаешься думать?

– Я не думаю, – возразил Глеб, утирая пот со лба тыльной стороной ладони – жест усталого крестьянина, только что закончившего пахоту.

– Думаешь! Не спорь!

– Ладно. Пусть так. Но я не могу по-другому.

– Ты должен научиться. В бою твоя голова должна быть пуста.

– Вообще-то меня всегда учили, что побеждают не силой, а разумом.

– Иметь чистую голову не значит быть глупым. Неужели ты и этого не понимаешь?

– Не шуми. Все я понимаю, просто не могу… Ну, не знаю я, как этого добиться!

– Если не можешь отключиться полностью, то попробуй думать о чем-то постороннем. Ну, например, о звездах. Давай! Попробуй!

Глеб нехотя принял боевую позицию, выставил перед собой копье. Попытался представить звездное небо. Расслабился. И звездное небо не замедлило явиться. Целые галактики завертелись перед глазами багровыми сгустками, запульсировали. Правый висок пронзила острая боль.

– Ты что, заснул?

Глеб охнул и схватился за ушибленное место. Процедил сквозь стиснутые зубы:

– Пытался разглядеть звезды днем.

– Увидел?

Это уже походило на издевательство, и Глеб взорвался:

– Все! Хватит! Буду драться так, как умею! Хватит мне этих гоблинских штучек!

Он перехватил копье и обрушил на Уота целую серию молниеносных ударов. Гоблин легко отскочил, парировал неожиданную атаку.

– Вот, уже лучше! Разозлись, разозлись на меня!

Глеб бесхитростно махнул копьем, целя в открывшуюся грудь своего малорослого учителя, и понял, что попался на удочку: гоблин уклонился, схватил ладонью древко и рванул на себя. Глеб потерял равновесие, упав на одно колено. Уот своим копьем коротко ткнул человека в горло.

– Все! На сегодня хватит.

Глеб захрипел и повалился на теплую землю. Забился в агонии. Уот, улыбаясь, следил за его нелепыми телодвижениями.

– Все, хватит. Пойдем домой.

Глеб дернулся еще пару раз и затих, уставившись в небо остекленевшими глазами…

В вылинявшей синеве небосвода сияло нестерпимо яркое солнце. И ни единого облачка.

Вот уже целую неделю стояла изнуряющая жара. Даже короткие ночи не приносили облегчения – земля просто не успевала остыть.

– Лина обещала принести пирог с рыбой. А я хотел угостить тебя.