Лидия

Корабль снова вздрогнул — можно было подумать, что кто-то пытается запустить его гигантское плазменное сердце, пропуская по заизолированным венам мощные электрические разряды. Несколько красных капелек проплыли перед моими глазами — как пузырьки воздуха в воде. Лида была уже внутри кокона, и я укутывал её в этот плотный амнион, стягивал ремнями.

Её глаза по-прежнему неподвижно смотрели прямо перед собой.

Застегнув спальный мешок, я завис над Лидой, придерживаясь за стену. Мне нужно было возвращаться, но я не хотел уходить, не хотел оставлять её одну.

Время больше не имело значения.

Я наклонился и поцеловал её в губы. Холодный бесчувственный поцелуй. По моему телу пробежала дрожь, как от озноба.

Сигнализатор в ухе вновь истерично заорал, разрывая мои барабанные перепонки:

— Код! Красно-чёрный! Это они!

— Что? — крикнул я.

— Быстро!

Это был голос первого пилота — испуганный и надрывный. Его рваный крик резко замолк, как будто ему не хватило дыхания. Я оттолкнулся от стены и поплыл в коридор.

— Уровень радиации!.. — завизжал сигнализатор. — Они собираются атаковать! У нас сейчас отрубится сеть!

От волнения я едва мог совладать с собственным телом. Я резко оттолкнулся от стены, надеясь в один мощный прыжок долететь до рубки, но не рассчитал усилие и врезался правым плечом в металлическую скобу. Я почувствовал тупую боль и схватился за ушибленную руку. На секунду я даже решил, что сломал кость.

Из стен выстрелили люминофоры — длинные красные нити, которые могли гореть, даже если полностью отрубалось электричество, — мониторы на стенах сначала залила ровная темнота, а потом стали вспыхивать огромные, в человеческий рост, буквы — "внимание", "тревога", "режим", "код 1202".

Я впервые видел, как активируется на корабле аварийный режим.

Весь коридор залило красным маревом. Казалось, что кровь стоит у меня в глазах, однако я не слышал ни единого звука — меня окружала мёртвая тишина.

Я вздохнул, попытавшись успокоиться, и медленно, стараясь не делать лишних движений, потянулся к приоткрытому люку.

Я залез в рубку, хватаясь трясущимися руками за настенные поручни. Первый пилот уже сидел в кресле, рот его был слегка приоткрыт, а остекленевшие глаза слепо смотрели в потолок.

Я оттолкнулся от стены и нырнул к терминалу нейроинтерфейса.

Каждое моё движение занимало чудовищно долгие секунды, тогда как пилоты красно-чёрного были уже давно подключены к нейросети и находились в течении другого, медленного времени, когда можно принимать сложнейшие решения, выполнять множество задач за неуловимые мгновения.

Я упал в кресло, активировал терминал, и меня…

11

Мне оставалось лишь ждать.

Я по-прежнему не оборачивался. Я лежал, не двигаясь, скорчившись на кровати, как труп. Вся надежды была на то, что Таис сама зайдёт ко мне в камеру.

— Поднимитесь! — прогремело под потолком.

Я ждал этого резонирующего голоса и даже не шелохнулся.

— Встаньте с кровати!

Я продолжал лежать, задержав дыхание. Меня выдало бы даже малейшее движение — едва уловимый вздох, который могли засечь датчики камеры наблюдения.

— Поднимитесь с кровати! — не унимался голос. — Встаньте в центре комнаты!

Голова наливалась тяжестью, лёгкие распирало от боли. Я быстро, отрывисто вздохнул и — замер, прислушиваясь. Голос несколько секунд молчал, а потом с потолка послышалось отрывистое позвякивание — точно такую же какофонию я слышал в последние секунды на Ахилле, перед тем, как подключиться к сети.

Я лежал, сжавшись на затянутой плёнкой кровати и зажмурив глаза. Не знаю, сколько прошло времени, но надсадный шум у потолка внезапно оборвался, и меня оглушила тишина.

Голос молчал.

Тогда я начал считать — медленно, про себя, от десяти до единицы — отмеряя непонятно вязкое, как бессонница, время. Когда я дошёл до четырёх, очередной дребезжащий крик с размаха ударил мне в спину:

— Встаньте! Немедленно! Встаньте с кровати!

Я продолжал лежать.

— Пожалуйста… — Голос, искажённый модулятором, неожиданно смягчился и стал похож на человеческий. — Пожалуйста, поднимись! Это Таис.

Было непросто побороть в себе желание обернуться.

— Что с тобой? — проскрежетал металлический фальцет, вновь срываясь на звон. — Ты не можешь подняться? Тебя беспокоит свет?

И вдруг я почувствовал — сейчас! Не имело больше смысла притворяться мёртвым — это слишком сильно пугало её, и она никогда не решилась бы ко мне зайти. Я сделал глубокий вздох и, медленно, точно через силу, поднял над головой трясущуюся правую руку, как бы делая ей немой ослабленный знак, моля о помощи перед тем, как провалиться в беспамятство.

Я держал руку ровно секунду, старательно изображая частую припадочную дрожь — через каждый мой палец, каждую фалангу как будто проходили болезненные разряды электричества, — а потом расслабился, и рука безвольно, как конечность манекена, упала обратно на кровать.

Таис молчала.

Мне оставалось лишь ждать.

10