Liebe deinen feind (Возлюби врага своего)

Гитлер молча, не спеша, обошел тяжелый дубовый стол, на котором лежала оперативная карта восточного фронта, искоса осмотрев её. Он вновь, повернув голову к Монштейну, посмотрел на него взглядом полным скорби. Выдержав паузу, фюрер вдруг мгновенно в порыве бешенства ударил ладонью по карте так сильно, что лежащие на ней карандаши разлетелись по всему кабинету. Закричав на всех присутствующих, он обратил свой гнев ко всем офицерам и генералам, находившимся в тот момент там:

— Как, как я спрашиваю вас, Эрик, это могло случиться? Как, как русским удалось уничтожить четверть наших боеспособных войск? Это же катастрофа! Это катастрофа для всей Германии! Полтора миллиона человек, полтора миллиона человек! Три с половиной тысячи танков, двенадцать тысяч орудий и минометов! Это что!? Это, это полнейший крах! Это апокалипсис, Эрик! Это полный апокалипсис!

Гитлер вздымал руки кверху и в своем рвущемся из груди гневе даже брызгал слюной. Он топал ногами, переходя в истерию, и вновь и вновь обрушивал в гневе свои удары на карту, как бы стараясь этим самым разбить ненавистного противника. Командующие армиями стояли молча, не смея прервать гнев фюрера, надеясь, что он скоро прекратится.

— Вы, Гюнтер, вы, Гюнтер, тоже хороши! В то время, когда наши солдаты умирали под Сталинградом, вы сдали врагу Великие Луки. Я ведь приказывал, ни шагу назад! Я приказывал, стоять насмерть до последнего солдата. До последнего солдата и патрона! Как, как случилось, что награжденный мной «Рыцарским крестом» полковник фон Засс сдался в плен к Сталину!? Он еще вдобавок, он прихватил 56 лучших офицеров вермахта. Это же настоящее предательство, это предательство, Гюнтер! — обратился он к командующему армией «Центр» фельдмаршалу фон Клюге.

— Почему мои доблестные войска несут такие огромные потери, почему!? — спросил фюрер, махая руками перед носом Клюге.

Фельдмаршал Ганс-Гюнтер фон Клюге открыл кожаную папку и, достав оттуда приказ о награждении, сказал:

— Мой фюрер! Благодаря этим солдатам и офицерам часть гарнизона Великих Лук вышла из окружения, сохранив частично свой боевой потенциал. При прорыве блокады всего сто пятьдесят человек прорвали в рукопашном бою передовые части большевиков и пробились к нашим основным силам в район Новосокольников. По донесению разведки нашими солдатами было уничтожено более трехсот вражеских солдат, захвачено восемь орудий и сожжено около пяти танков Т-34. Хотел бы отметить, что блокаду удалось прорвать благодаря диверсионно-разведывательной роте «109 Вольф» дивизии «109 Вольф» под командованием капитана Питера Крамера и унтер офицера Кристиана Петерсена. Полковник Засс и его офицеры, мой фюрер, сдались под угрозой расправы своих же голодных солдат.

Гитлер взял в руки наградной лист и, взглянув на него, сказал:

— Фельдмаршал, почему в наградной лист не внесены все участники это прорыва? Вот они доблестные сыны своего отечества! На таких солдат должны равняться все, от рядового до фельдмаршала! Гюнтер, наградить капитана «Рыцарским крестом», а унтер-офицера «Железным крестом» первой степени. Я хочу лично вручить эти награды героям по окончании месячного траура, — сказал Гитлер, подписывая наградной лист.

— Это ваши офицеры, адмирал!? — обратился он к адмиралу Канарису, стоящему невдалеке с Гиммлером.

— Так точно, мой фюрер! — сказал он, вытянувшись по стойке смирно, придерживая рукой висящий офицерский морской кортик. Канарис в отличие от других офицеров и генералов никогда не сдавал холодного оружия, так как это была уставная принадлежность к его морской форме.

— Это очень хорошие солдаты! Это отличные солдаты! — сказал Гитлер, глядя в глаза адмиралу Канарису. — Я рад, что дивизия «109 Вольф» предана мне и присяге нашему отечеству.

Возвращение к жизни

Трехдневный отдых в Новосокольниках немного привел нас в чувство. Как и говорил Крамер, он исполнил свое пожелание и устроил настоящую русскую баню. За несколько рейхсмарок он договорился с одной местной старухой, которая по-черному протопила крестьянскую баню. Несмотря на второй год войны на восточном фронте, я тогда впервые оказался в подобном заведении диких славян.

Вода в котле бурлила, что ключ, а камни были нагреты настолько сильно, что от красноватого оттенка казалось, они просвечивались насквозь. Свою униформу и нижнее белье Крамер бережно повесил под потолком бани. Я также последовал его примеру в надежде, что от такой адской температуры передохнут все вши, расплодившиеся там, словно жиды большевики. От одного черпака кипятку, вылитого на раскаленную каменку, все это русское сооружение из бревен наполнилось прожигающим насквозь паром. Я сидел на полке, а мое тело при такой температуре даже слегка замерзало от открывшихся защитных функций организма.