Lifes (СИ)

— Достаточно, — Сокджин даже лепит другу подзатыльник, отлично зная, что он тут же ему вернется вместе с парочкой крепких выражений.

— Так из-за чего вселенская грусть, хён? Мы уже прожили ту жизнь, в этой надо двигаться дальше, — Юнги ходит по тонкой грани и отлично это понимает. Сокджин хмыкает и опускает руки на перила, опирается на них подбородком и смотрит — с вызовом, почему-то

.

— А что дальше? Что может быть, ты же верно сказал — мы прожили ту жизнь, то время, и сейчас другое — стоит двигаться дальше. Я только… Я… Вспоминаю её первоначальный облик, то насыщенное время — она со мной. Тогда мне не надо было скитаться по мирам! Вспоминаю знакомые — и в то же время чужие — закоулки, то прекрасное, что уже погибло в этом мире, и есть только одно место, о котором знаем я и она.

Сокджин сутулится, и Юнги хорошо понимает, из-за чего хён настолько сломлен. Сам он хорошо помнит и малышку из предыдущей жизни, и ту нежную привязанность к девочке-Чонгук (прости, Всевышний, но она же была такой хорошенькой), но он не чувствует в себе желания искать ни девочку, с которой он в прошлом мире провел всю жизнь, ни сгребать их макнэ в охапку и страдать по нему (только по-дружески, прости, Всевышний, но Чонгук-мальчик совсем не такой хорошенький).

А Сокджину надо. Вот только его хорошую учительницу-нуну, которая, будем надеяться, в этой жизни не будет вынуждена умереть в столь молодом возрасте.

И Юнги делает единственное, что может.

— Ну так пойди туда, хён, — с нарочитым удивлением в голосе, будто всё так просто, будто они не сменили шесть шкур и не прожили почти три сотни лет — по крайней мере, их души, если так можно сказать. — Пойди, наконец, и успокойся: если там никого нет — значит, это остается там.

Сокджин никуда не идет, конечно же, в тот же вечер. Юнги только присматривается к пацанам, выискивая старые привычки — и да, у Джина они проклюнулись, потому что раньше тот не закручивал более длинные пряди за ушами на палец, а вот излюбленного Намджуновского дерганья плечом из четвертой жизни парень пока не видит. Значит, в курсе пока только он и Джин… Интересно, вспоминается прошлое только по старшинству? Значит, следующий Хосок?.. Только бы этот не срывался искать свою девчонку из прошлого, хоть в этот раз, пожалуйста.

Следующей ночью Сокджин тихонько покидает квартиру, и Юнги наконец успокаивается — всё будет хорошо. Он это чувствует, он же самый умный здесь…

Сокджин возвращается под утро с покрасневшими глазами, но полной счастья улыбкой. А Мин осматривает слишком притихшего Хосока, который почему-то примеряется к Намджуновой груди ладонями, после к своей и шепчет себе под нос «Ну было же, было». Сокджин только ржет с него, а Юнги стукает легонько кулаком в плечо и фыркает:

— Милости просим в клуб. И да, — ловит оценивающий взгляд на себе, — не старайся, у меня даже тогда груди не было.

Хосоку просто нечего на это сказать.

========== 45. Седьмая жизнь Чон Хосока. ==========

Комментарий к 45. Седьмая жизнь Чон Хосока.

Kim Jae Joong – Mine

— Это мой океан.

— Что? — Юнги, в последние дни почему-то от Хосока не отлипающий, внимательно всматривается донсэну в глаза, и да, впервые за годы их знакомства он не пытается даже скрыть свою заботу и повышенное внимание. Намджун уже даже шутить изволит, что Мин у него бразды лидера потихоньку ворует.

— Это мой океан. Я говорю слишком громко, поэтому слышно эхо, — как-то отморожено, отупевшее даже объясняет Хосок. — Мой океан.

— Да, — Юнги расслабленно соглашается, — только твой.

Хосок поднимает на него больной, невыспанный взгляд, и совсем не может понять причину этого спонтанного приступа спокойствия хёна.

— Почему ты даже не споришь?

— Потому что помню, — следует лаконичный ответ, и Хосок снова отупевшее кивает. Помнит. Хён помнит.

Хён помнит?!

Океан, шум прибоя и веселые крики, соленая пена омывает кожу, песок под ступнями и волны, накрывающие с головой. Чонгук топит Чимина, потом старший ему мстит; Сокджин подвозит коляску с нуной-сонсэннимом поближе к воде и помогает намочить ей ноги; Юнги-хён — такой непривычно молчаливый и отстраненный ото всех — бродит где-то один, но так, чтобы видеть всех; Намджун расстилает одеяла на песке, а Тэхён тащит из машины ящики вкусностей.

И девочки, все их девочки — в серых-чёрных-синих купальниках, со стянутыми, чтобы не намочить, волосами, бултыхаются где-то вдалеке, зовут к себе, будто сирены, смеются и брызгаются водой, если всё же подплыть к ним поближе. И Хосок помнит то ощущение — абсолютного счастья от влажных соленых поцелуев, от наконец улыбнувшегося Юнги, от повеселевшей нуны-сонсэнним — когда они все начали её так называть? Он помнит, как вечером они раскладывают костер, а перед тем, как уехать, все кричат к океану: кто просто от восторга, кто просит успешно сдать экзамены, а кто Намджун и требует «пожизненную скидку на шоколадное молоко».

— Это мой океан, — Хосок смотрит наконец-то уверенно, счастливо, — это мои двадцать лет мы тогда праздновали.

— И мы подарили тебе океан, — Юнги кивает, не в силах согнать дурацкие улыбки с лиц обоих.