– Нам следует избегать лифта, – сказала Кема, указывая на лестницу в задней части здания. – Я не хочу опускаться до этого. – Она кивнула на толпу разгневанных заключенных внизу.
Мы шли по двое: Эль осталась рядом со мной.
– У тебя все в порядке? – спросил я.
Она кивнула.
– Все будет хорошо.
– Дай-ка мне. – Я снял свою сумку с ее плеча.
– Я могу понести ее, – возмутилась она. – Я не бесполезная кукла, знаешь ли.
Я ухмыльнулся.
– Знаю. – Сумка была тяжелой. – Что внутри? – В сумке было всего три униформы, которые теперь носили Лета, Джей и Эль.
– Моя маска, – ответила она, и ее щеки покраснели. – Я не могла оставить ее там. Это одна из немногих вещей, которые остались от матери.
Я погладил сумку.
– Я позабочусь о ней.
По мере того как мы спускались, лестничная клетка наполнялась охранниками и агентами, пытающимися укротить разъяренную толпу.
– Что ты делаешь? – крикнул один из охранников Эль.
Она отпрянула.
– Простите?
– Рассредоточьтесь, – приказал охранник. – Вы двое… – Он указал на Лету и Джея. – Возьмите на себя третий этаж. Ты… – он указал на принцессу, а затем на Кему. – Возьмешь пятнадцатый, а ты – четырнадцатый. Ты… – Он указал на мой блейзер и брюки. – Держись подальше.
Когда никто не шевельнулся, охранник закричал:
– Сейчас же!
Возможно, хаос был не лучшим планом. Охранники и агенты Регентства были повсюду.
Каждый раз, когда мимо проходил агент, Эленора вздрагивала.
– Все в порядке, – прошептал я. – Пока что нам нужно подыграть. Пусть думают, что мы помогаем.
Эленора кивнула, натягивая кепку пониже.
Нам пришлось подождать, пока шумиха на первом этаже не уляжется, прежде чем мы смогли отправиться в фойе внизу. Тем временем Эленора делала вид, что проверяет замки, и заглядывала в камеры, чтобы убедиться, что внутри больше никто не прячется. Я старался не мешаться.
– Кайдер Бродак? – крикнул мужчина в одной из камер, когда мы проходили мимо.
Я остановился, не узнав голоса, и заглянул в камеру.
На койке сидел мужчина средних лет с бледной кожей, которая по консистенции была похожа на испорченное молоко. Его волосы были длинными, но с проплешинами.
– Кайдер? – прошептала Эленора, дергая меня за рукав. – Что случилось?
– Это ты! – Мужчина вскочил. – Ты так похож на своего отца в молодости. Я знал, что это должен был быть ты.
Мое дыхание прервалось в легких.
– Кто вы?
– Я не жду, что ты узнаешь меня. – Мужчина повесил голову. – Меня зовут Хубаре Карнрайт.
Шок пробежал по моему позвоночнику. Я отшатнулся.
– Кажется, ты знаешь, кто я такой, – со стыдом произнес он.
Я едва расслышал его последние слова или заметил то, как Эленора схватила меня за руку, в ее глазах был вопрос.
Меня больше не было в Вардине. Я вернулся в поместье Бродак, и мне было десять лет.
Отец сказал мне, что моя мама больше никогда не вернется домой из своей последней поездки в Регентство.
«Почему?» – спросил я его, недоумевая. Она задержалась? Нужно ли ей оставаться в Феррингтоне дольше?
Мой отец произнес два слова:
«Хабэр Карнрайт».
С тех пор это имя преследовало меня.
Сначала я подумал, что этот человек похитил нашу мать и держал ее в плену. Я спрашивал отца, когда он отпустит ее обратно. Лишь став старше, я понял правду.
– Кайдер? – спросила Эленора. – Кто это?
Но я не мог говорить.
На протяжении многих лет я представлял, сколько всего я бы сказал – или выкрикнул – Хабэру Карнрайту, если бы когда-нибудь оказался с ним лицом к лицу.
Но теперь, столкнувшись с человеком, устроившим несчастный случай, в котором погибла моя мать, я не мог подобрать слов.
Как сказал отец, я никогда не был в состоянии покоя. Я не чувствовал, что справедливость восторжествовала. Я не говорил о своем гневе, потому что это означало бы признание того, что я не мог – я и правда не мог – смириться со смертью матери. Что бы ни случилось той ночью, вероятнее всего, это был несчастный случай. И этот человек будет страдать вечно. За последние три недели я понял, что люди совершают ошибки. Люди действовали эгоистично, безрассудно, отчаянно или наивно, но это не значило, что они были чудовищами, которых следовало сажать в тюрьму на всю жизнь. Я понял, что судьба этого человека могла быть моей собственной.
Хотя это не уменьшило боль от потери матери, но это уменьшило мой гнев.
– Мне очень жаль, – сказал Хабэр. – Тот мужчина сказал, что сократит мне срок, если я расскажу ему, что произошло в тот день, когда твой отец пришел в мою камеру. – Он невесело рассмеялся. – Я должен был догадаться, что он лжет. Все в Регентстве лгут.
Я подошел к решетке.
– Какой мужчина? – спросил я.
– Он не назвал мне своего имени, – сказал Хабэр. – Но он был бледен и носил седые усы.