Лига перепуганных мужчин

Я встал. Если бы она встала со своего места, я встал бы между ними и дверью, но она продолжала сидеть. Она откинула голову назад, чтобы лучше его видеть, и я еще никогда не видел столь каменного лица.

— Вы — кретин,— сказала она.

Я никогда еще не слышал столь твердого голоса.

— Неумелый старый дурак. Я подозревала, что его убили вы, но не хотела в это верить. Если бы у вас были мозги... Да что вы на меня так смотрите!

Он стоял совсем близко от нее, и она снова повернула кресло так, чтобы встретить взгляд Вульфа.

— Да, он брал у меня ключи. Он сказал, что хочет видеть эту комнату, они были у него два дня. И я сказала ему, что собираюсь туда в воскресенье вечером в девять часов. Я обещала держать его в курсе. В курсе! Я тоже была дурой.

Ее голос по-прежнему оставался твердым, но в нем появилась горечь.

— Боже, какая я дура!

Вульф покачал головой.

— «Дура» не выражает вашу сущность, мисс Мак-Ги. Лучше сказать «гарпия» или «фурия». Я не сужу вас, просто классифицирую. Ф-ф-ф.

Он повернулся к Эйкену.

— Итак, все — о проделанном. Теперь о том, что делать.

Эйкен вернулся в красное кожаное кресло. Крепко сжав кулаки и стиснув зубы, он пытался сделать вид, будто он не попал в западню, но он знал, что попал в нее. Знал, что сейчас последует, поскольку писал под диктовку черновик документа.

Я заранее достал из ящика «марли», зарядил его и сунул в карман, но теперь я понимал, что он не понадобится. Я сел.

Вульф обратился к Эйкену.

— Я нахожусь в затруднительном положении. Самым простым и безопасным было бы позвонить мистеру Кре-меру в полицию, чтобы они за вами приехали. Но согласно договору с вами и вашей корпорацией я обязан сделать все, что только в моих силах, чтобы защитить репутацию и интересы корпорации и не раскрыть ни одного факта или сведения, которые могут причинить вред ее репутации или престижу, если только я не буду вынужден этого «сделать, повинуясь своему долгу гражданина и частного детектива». Я цитирую. Конечно, невозможно замолчать тот факт, что президент корпорации убил исполнительного вице-президента, это вне всяких споров. Вы обречены. С теми уликами, которыми я располагаю, и теми, которые добудет полиция, ваша позиция безнадежна.— Он открыл ящик и достал бумагу.— Но возможно избежать разглашения факта существования этой комнаты и связи с ней Вигера, а именно это было вашим первым требованием, когда вы пришли сюда во вторник вечером. Я сомневаюсь в том, что это беспокоит вас сейчас, но меня беспокоит. Я хочу, насколько это возможно, остаться в рамках нашего договора, поэтому я приготовил черновик документа, который вам следует подписать.— Он взял бумагу и прочитал: «Я, Бенедикт Эйкен, составляю и подписываю это заявление потому, что Ниро Вульф доказал мне, что для меня нет никакой надежды избежать разоблачения моего злодеяния. Но я составляю его, руководствуясь собственной волей и выбором, повинуясь не насилию со стороны Ниро Вульфа, но сложившимся обстоятельствам.

В ночь на 8 мая 1960 года я убил Томаса Г. Ви-гера, выстрелив ему в голову. Я перенес его тело на Восточную Восемьдесят вторую улицу, Манхеттен, и положил в вырытую там яму. В ней лежал брезент и, чтобы отдалить момент обнаружения тела, я накрыл его брезентом. Я убил Томаса Г. Вигера потому, что он был угрозой смещения меня с поста президента „Континенталь Пластик Продуктс" и отстранения от руководства корпорацией. Поскольку я отвечал за развитие и процветание дел корпорации в течение десяти лет, такая перспектива была для меня невыносимой. Я знаю, что Вигер заслужил свою судьбу, и не выражаю ни сожаления, ни раскаяния по поводу содеянного».— Вульф откинулся на спинку кресла.— Я не упомянул о смерти Марии Перес, потому что в этом нет необходимости и это потребовало бы долгих объяснений. К тому же нет опасности, что в ее смерти будет обвинен невиновный. Полиция со временем забудет о ней, так же как и о других неразрешимых делах. Вы, конечно, можете внести какие-то изменения, например, если вы чувствуете сожаление или угрызения совести и хотите об этом сказать. Я не возражаю.— Он поднял бумагу,— Конечно, такой документ, написанный на моей пишущей машинке, не годится. Подобный документ требует безупречности, поэтому я предлагаю вам переписать его от руки на обычном листе бумаге, поставив дату и свою подпись. Здесь и сейчас. Кроме того, вы должны надписать конверт, адресовав его мне, и приклеить к нему марку. Мистер Пензер сходит к ближайшему почтовому ящику у вашего дома и опустит письмо. Когда он позвонит по телефону и скажет, что письмо отправлено, вы свободны...— Он повернул голову ко мне.— Арчи, возможно получить его сегодня?

— Нет, сэр. Завтра утром.

Он снова повернулся к Эйкену.