Лига перепуганных мужчин

Сразу же после этого начался настоящий ад. Они полностью позабыли о «глупой шутке» и с воплями осаждали полицию и прокуратуру, требуя, чтобы Поль Чапин был немедленно арестован. Версия о самоубийстве Дрейера была начисто отвергнута.

Хиббард был перепуган не меньше остальных, возможно, даже больше, но он все же был против обращения в полицию.

Единственными, у которых, кажется, не развилась дрожь в коленях, были доктор Бартон и Леопольд Элкас, хирург.

Мы с Элкасом договорились встретиться в среду утром в девять тридцать, но я вышел из дома рано, потому что хотел заехать на Пятьдесят шестую улицу, чтобы посмотреть галерею Дрейера, где все это произошло.

Теперь это была уже не галерея, а книжный магазин. Пожилая особа с бородавкой около уха была со мной любезна и разрешила мне все осмотреть. Но немного было того, на что можно было посмотреть. Маленькая комната, где в среду вечером проводилось совещание, а на следующее утро было найдено тело мистера Дрейера, по-прежнему оставалась конторой.

Я позвал женщину, и она вошла в контору. Я указал на дверь в задней стене и спросил:

— Не могли бы вы мне сказать, не дверь ли это кладовки, где мистер Дрейер держал различные спиртные напитки?

— Мистер Дрейер?.. Ах... Это тот человек...

— Человек, который покончил с собой в этой комнате. По-видимому, вы этого не знали?

— Да, действительно...

— Благодарю вас, мадам.

Я вышел на улицу и сел в «родстер».

Леопольд Элкас был печальным человеком. Он был среднего роста, с крупной головой и большими руками, с суровыми черными глазами, взгляд которых уходил от вас не вверх, не вниз и не в сторону, а как бы в глубину его головы.

Он предложил мне сесть и заговорил:

— Понимаете, мистер Гудвин, я согласился встретиться с вами только из любезности к своим друзьям, которые меня об этом просили. Я объяснил мистеру Фаррелу, что не присоединяюсь к предприятию вашего работодателя и не буду оказывать никакой помощи.

— Доктор Элкас, я знаю, что вы и пальцем не пошевелите, чтобы дать материалы, изобличающие Поля Чапина. Но в деле Дрейера вы мой единственный источник информации из первых рук. Как я понял, второй человек, эксперт по картинам, возвратился в Италию.

Элкас кивнул.

— Мистер Сантини отплыл некоторое время тому назад.

— Значит, остаетесь только вы. Думаю, что нет смысла задавать вам множество хитроумных вопросов. Почему бы вам просто не рассказать мне, как это все было?

Он опять грустно улыбнулся.

— Полагаю, вам известно, что двое или трое из моих друзей заподозрили меня в том, что я солгал, выгораживая Чапина?

— Да-а... Это так?

— Нет. Я не стал бы ни топить его, ни выгораживать вопреки истине... История, мистер Гудвин, такова: вы, разумеется, знаете, что Юджин Дрейер был моим давнишним другом. В колледже мы учились вместе. До депрессии его дела в художественной галерее шли превосходно. Даже я изредка приобретал через него кое-что. Шесть лет назад я дал ему выгодный заказ на три картины Мантеньи — две маленькие и одну побольше. Цена была сто шестьдесят тысяч долларов. Картины были во Франции. В то время Поль Чапин как раз находился в Европе, и я написал ему, попросив посмотреть на картины. Получив его ответ, я и сделал заказ. Я полагаю, вы знаете, что в течение десяти лет Поль Чапин пытался стать художником. Его картины были интересны, но не хороши. Мне говорили, что он потом нашел себя в литературе,— сам я романы не читаю.

Картины прибыли в то время, когда я был завален работой и не мог заняться тщательным изучением. Я получил их и оплатил стоимость. Но с самого начала они не приносили мне радости. Сколько раз я пытался уго? ворить себя, что они великолепны, но, поглядев на них, убеждался в противном. Поначалу я не подозревал подделку, просто я не мог с ними свыкнуться. Но несколько замечаний, сделанных специалистами, заставили меня задуматься. В сентябре, более двух месяцев тому назад, в нашу страну приехал Энрико Сантини, который знает Мантеньи не хуже, чем я знаю человеческие недуги. Я попросил его посмотреть на мои «шедевры», и он заявил, что это подделка. Более того, он сказал, что знает источник их происхождения — безусловно талантливого мошенника в Париже — и что совершенно невозможно, чтобы какой-либо солидный комиссионер мог бы попасться на эту удочку.