Лига выдающихся декадентов

— Что ж Варя не расплатится!..

— Маменька в наших комнатах прибирается, — щебетнула из-под стола дочка.

— Наденька, ну хоть ты не мельтеши, на улицу беги играть, — умоляюще сказал Василий Васильевич и обернулся к прачке: — Ну, сколько вам?..

— Пятиалтынный за труды, за руки стёртые, — шамшила старуха, до тех пор, пока монета не перекочевала из кошелька хозяина кабинета ей в руку.

Только девочка выбежала, как в кабинет вошла её мать.

— Ничего не понимаю, Вася, — пожаловалась Варвара Дмитриевна. — Может, ты объяснишь?.. Вот здесь должны быть рисунки, о которых я говорила, помнишь, Вася? А странички-то вырваны. Кто бы это мог сделать? Именно нужные странички. Зачем бы это, а?

Василий Васильевич ощупал чутким перстом неровные рубчики, выглядывающие из линии сгиба.

— Варенька, ты, верно, запамятовала. Из-за того, что странички отсутствуют, тебе и кажется, что здесь были рисунки. А что страниц нет — экое диво! Рисунок чернилами залили, — вжик! — страницу долой!

— Девочки говорят, что не драли страниц!

— Значит, гимназической подруге рисунок понравился. Взяла на память, не спросивши. Вспомни хоть Машку Тартаковер — прожжённая бестия!

— Покажем дочерям картонку и спросим: они рисовали, или не они? Вот увидишь, я права!

Василий Васильевич открыл коробку из-под сигар, там было пусто!

— Признайтесь, Василий Васильевич, как этакий фокус провернули, — зафыкал в усы, сдерживая смех, меньшевик.

— В погоню! Скорее! Не теряя ни минуты!

— Куда? За кем? — ошалело повторял Боря.

— Из-под носа увели, — дивился меньшевик. — Ловкачи — высший класс!

— Колоду мог взять и кто-то из нас троих. Давайте обыщем друг друга по очереди, — предложил Боря.

— Протестую! — прорычал Вольский в крайней степени остервенения, в какую обычно приходил, если кто-то намекал на истощение его рубашки до воротничка и манжет.

Бугаев пожал плечами:

— Готов первым подвергнуться испытанию.

— Вот ещё: очень мне надо вас обыскивать, — буркнул Вольский.

— Тут уйма народу прошла, — примирительно сказал Розанов.

— Вот хоть полотёры.

— Точно, они! — воскликнул писатель. — Подозрительные типчики. Разговором отвлекли, и колоду — цап!..

* * *

— Ну, что увидели? Отвечайте!

Боря молчал. Как в рот воды набрал.

Друзья стояли у стены дома, куда пришли выполнять очередной заказ полотёры. Вольский подсадил Бугаева, чтобы тот заглянул в окошко.

— Поднимите меня!

Меньшевик сцепил пальцы замком и подставил под маленькую ножку Василия Васильевича.

Розанов заглянул в окно одним глазком и зашатался, стал шарить руками по кирпичной стене. Меньшевик сразу же поставил его на землю. Писатель выдохнул:

— Хлысты!.. Маскируют свои радения под работу и ещё деньги получают! Дайте-ка ещё разок взгляну… Для научного интереса.

Вольский подсадил друга, но долго не продержал — скучно. Вернул Василия Васильевича на землю. Тот пребывал в радостном возбуждении: глаза блестели озорно, бородка тряслась.

— У них — «корабль», то бишь община, — зашептал Розанов. — И собственная «богородица» — богиня, коей они поклоняются, как умеют. Боря, проникните в их ряды! Вам — только вам — это легко удастся.

Бугаев выпросил у дворника простую рубаху и армяк. Переодевшись, отправился на разведку, уверенный в успехе.

Он легко затесался в ряды полотёров, сползавшихся со всего города, сдать дневную выручку. Маскировка была превосходная — никто ухом не повёл в сторону поэта. Боря вошёл в «корабль» — дощатый амбар. Принялся ходить кругами, незаметно подбираясь к вожаку. Но оказался вдруг в середине пустого пятачка, окружённый со всех сторон полотёрами.

— Зачем пожаловал, фискал? — ласково спросил Капитон.

— Те картинки, что у тебя в армяке, в тайном карманце, лежат, отдай, — стал убеждать Бугаев. — Лежат ведь без толку. Ну какой от них тебе толк?

— Какой толк? Чемряковцы мы! — гордо изрёк Капитон. — От чего не отречёмся. Отдать картинку можно, — заулыбался сладко полотёр, — да только какой мене во том антирес? Аще человек расторопный, за благочестие радеющий, тады другое дело. А ты рафлёный какой-то… Порадей чин-чинарём: до красного пота, мокрых мозолей, одёжной рвани и всего такого протчаго, абне обретоше вещицу.

— Как же мне порадеть? — растерянно сказал Боря.

Капитон подмигнул бабе. Та залыбилась, вихляво прошлась туда-сюда, словно разминая суставы. Повернулась спиной ко всем присутствующим, чуть присела, уперев руки в колени, и часто-часто затрясла гузном. Сметанно-молочные её телеса будто зажили сами по себе, тесно им стало в одежде, хотели прорваться наружу.

Боря обомлел. Не отрывая взгляда от ходящей ходуном плоти, промямлил:

— Это что за танец, откуда?

— Из Твери я, а пляска, значица, тверская, — весело крикнула через плечо баба, не останавливаясь. — Тверск этоть!.. Отойди, зашибу!

— Радети бушь? Елико ждати? — с ехидством поинтересовался Капитон.

— Погодите, — одними губами произнёс Боря. Задышал по методике кашмирских йогов и, быстро справившись с потрясением, объявил: — Явлю усовершенствованный «шимми».