Лига выдающихся декадентов

— Отродясь не брала. На что мне?.. Разве вместо скатёрки постелить, если карта широка и подклеена полотном. Да зачем мне скатёрка, когда вашей скатертью, из голубой комнаты, стол убран!

— Игральные карты!.. — напирал Вольский. — Сегодня в кабинете брали?

— Не брала ни-че-го! — торжественно объявила прачка.

Между тем после слов прачки Боря обратил внимание на утюг, приткнутый к стене, поднял, поплевал на подошву — совсем остывший. Отжал несколько раз тяжесть от плеча, но раскрылась сама собой заслонка и остывшие угли с золой просыпались на пол. Старуха завопила, и Бугаев от неожиданности выронил утюг. Тот пробил острым углом трухлявую половицу и застрял. Боря встал так, чтобы заслонить случившуюся катастрофу, но старуха почему-то не успокаивалась.

— Погодите, я вот этой досточкой прикрою, — засуетился поэт.

— Боря, оставьте чертёжную доску, — воскликнул Василий Васильевич. — Это трофей из конторы Артели Чертёжников!

— На кой она вам взялась!..

— Как же, экономка, Домна Васильевна, на ней бельё гладит.

— Вы гляньте, Боря, может у старухи клад в подполе, — посоветовал Вольский.

— Ничего там нет, — крикнула прачка, но сама проверила: а вдруг?

— Где-то у ней залежи табаку должны быть, — вспомнил Розанов. — Поищите, Коля.

Меньшевик покраснел.

— Табаку нигде нет.

— Странно.

Тут старуха жеманно прислонила ладонь к впалой груди:

— Сердечную мышцу прихватило… На полочке «строфант», накапайте…

Боря метнулся за пузырьком, однако писатель предупредил его:

— На ярлычке пометка аптекаря: «Варвара Розанова», — и добавил, обернувшись к прачке: — Вам, пожалуй, вредно будет.

Пузырёк обрёл приют в кармане Василия Васильевича.

— Как вы не замечали воровства? — в который раз поразился Бугаев.

— Считали, разрушилась вещь, — сокрушённо ответил писатель, — или запропастилась, расточилась в прах, распылилась, погребена под грудами прочего скарба, да мало ли. Куда нам пропажу имущества заметить, если полотёров не разглядели на протяжении лет.

Розанов встряхнул головой. Коснулся плеча Вольского, переменяя тему:

— Обратите внимание, насколько буквально она понимает наши расспросы. Это иллюстрация формы существования примитивных существ, иначе зовущейся генида…

— Гнида? — встрепенулась старуха. — Ах ты!.. Мраморная муха, вот ты кто! У тебя известь в голове! Чтоб твоя щипоноска тебе клюв отсушила!

— Есть хорошая книжка, написана немецким студентом Отто Вейнингером, — невозмутимо продолжал Василий Васильевич. — Обязательно ссужу вам, Коля, прочитать… Ладно. Битый номер, — вздохнул Розанов. — Нет у ней колоды Таро. Всё есть, что в доме пропало за последние пять лет. Но не карты. — Он смерил прачку взглядом: — Я пришлю за вещами воз. Ежели не хотите, чтоб квартальному жалоба легла, будьте любезны заплатить возчику.

Неугомонная старуха вопила в спины:

— Мне что прикажете, в голой комнате кантоваться?

* * *

— Случился бум Таро, — сообщил вошедший Боря. — Дюжины новых колод в продаже. Даже «пикантная» колода появилась. Купил из-под полы на углу. Пошлятина…

— Дайте взглянуть!

Розанов, хмыкая, перетасовал карты. Вдруг поднял голову, насторожился.

— Слышали? Пол скрипнул. Варя сейчас войдёт. А то дети невзначай забегут. Ну-ка, от греха подальше!

Василий Васильевич выдвинул ящик стола, бросил туда «пикантную» колоду и, задвинув коленом, повернул торчащий в замочной скважине ключик.

— Потом исследую с увеличительным стеклом, — шепнул писатель.

Он обернулся к двери, дожидаясь жены, но та всё не показывалась. Розанов продолжил:

— Ничуть не удивлён внезапной моде. Закулиса создаёт «дымовую завесу»: плановая колода не привлечёт внимания «профанов».

— Кстати, Василий Василич, дайте мне испорченную красненькую, я разменяю. Немного возьму в пользу наших расходов по дознанию, остальное верну.

Розанов с сожалением похрустел ассигнацией и протянул меньшевику, словно преодолевая себя.

— Что с вами? — притворно удивился Вольский.

Василий Васильевич начал отрешённо:

— Понимаете, трудно расстаться… — тут он спохватился: — С записанной мыслью.

Вольский прочитал сделанную Розановым надпись и крякнул. Эту ёмкую, лапидарную скабрезность нельзя было произнести вслух — заплетался язык. Однако, с неудовольствием признал Вольский, оспорить содержавшееся там утверждение не представлялось возможным.

Опомнившись только через несколько минут, Вольский поменял тему:

— Вы, верно, захотите после таких полотёров комнаты перемыть?

— Зачем же? С другим совсем ощущением по этим комнатам стану прохаживаться, зная, что давеча тут… жили… полной жизнью. Вы попробуйте.

— Я попробую! — воскликнул Боря и выбежал из кабинета.

Прислушавшись, как поэт топает туда и обратно по натёртым полам, Вольский проговорил:

— Василий Васильевич, у вас не возникало подозрений по отношению к Боре?

— Что вы имеете в виду?

— У нашего Бориньки пальчишки-то тонкие. Хороший щипач из него бы вышел. А как он с полотёрами столковался? Но вместо колоды какую-то ерунду принёс.

— Вы прямо скажите, Коля, без околичностей.

— Не удалось нас по ложному следу отправить, к Рёриху-то, так он Таро и… хвать!