— «Так и любовь моя: рада гоняться она за бегущим, что ж доступно, того вовсе не хочет она», — сказал один греческий поэт около двух тысяч лет назад.
— Ясно. Но тогда, в то время, о котором вспоминает Лия, ты испытывал другую любовь?
— Да, другую, — тяжко вздыхает он. — Мама умирала, и я был готов на все, даже жениться. Уж очень ей хотелось увидеть меня женатым…
Собравшись с мыслями, он добавляет:
— Как ты думаешь, кто помешал мне жениться?
— Кто же?
— Лия.
— A-а! Ну конечно. Она как раз пишет… Как это я сразу не понял?
— Какая ты красивая… — шепчет Кристиан, неподвижно глядя перед собой.
Я чувствую, как меня охватывает жалость. У него вид сумасшедшего. Кристиан запускает пальцы в волосы, взъерошивает их, в глазах появляется неестественный блеск. Подперев лицо ладонью, он сидит какое-то время сгорбившись. Незаметно от него я пытаюсь чем-нибудь заняться — рисую на бумаге листочки, буквы, кружочки, пирамиды, просто линии — даю ему возможность побыть одному. До двух остается чуть больше часа…
Боже мой… Какая она жестокая. Режет прямо по живому. А сколько уверенности! «Какая ты красивая, моя любимая, в миг наслаждений!» Да! Я говорил эти слова, и они до сих пор в моем сердце. И сейчас, и вчера, и месяц назад они обжигают мою душу. Но были же у меня и минуты приятные и красивые, минуты блаженства. Много, всех не припомнить. Но тогда, с Лией… Нет, перед этим я отправился за лекарственным растением, о котором рассказала мне тетя Зина. Месяц тому назад она навестила Андрея в общежитии, и так случилось, что застала и меня. Она спросила, как чувствует себя мама, и я рассказал обо всех ее страданиях.
— Есть у нас в селе одна женщина, — сказала тетя Зина, — которая так же промаялась больше года, и никто не мог ее вылечить. Она, бедная, уже приготовилась к смерти, даже свечку припасла, пока не решилась наконец испробовать еще одно лекарственное растение. Вскипятила его на огне и выпила, а потом приняла ванну с бузиной и сухой крапивой — так вот до сих пор здравствует!
— А что это была за трава? — спросил я с тайной надеждой услышать что-нибудь новое, потому как мама чего только не перепробовала — и зверобой, и спорыш, и ромашку, и пастушью сумку, и камчужницу, и множество других трав, о которых я раньше слыхом не слыхивал, но все — напрасно.
— Не знаю, — пожала плечами тетя Зина.
— А та женщина знает?
— Думаю, что знает. Хорошо бы тебе самому к ней съездить да спросить.
— А как ее найти?
— Зовут ее Ангелина Никифоровна Когылник. Запиши себе где-нибудь и приезжай, я тебя к ней отведу. Если, случится, меня не будет дома, спроси кого-нибудь, тебе любой дорогу укажет, так что пометь — Ангелина Никифоровна Когылник. Она все тебе и расскажет. Ее послушаешь, поверишь, что есть господь бог, который все видит и помогает. Ангелина уж совсем собиралась преставиться, а вот как выпила той настойки, так здорова и по сей день…
Слушаю тетю Зину и думаю, что когда ты бессилен перед болезнью, то готов поверить и в бога, и в черта, и в чистого и нечистого.
Решил непременно съездить за этой лекарственной травой, может быть, в ней — единственное мамино спасение. Приехал на вокзал незадолго до отправления поезда.
Все было рассчитано, — в тот же день вернусь назад, а ночью сяду в поезд и через четыре часа буду дома. Таким образом, уже завтра утром смогу приготовить настой по рецепту этой женщины… Агриппина, кажется, так ее зовут…