Лия

— Все никак не успокоился этот Дранка, — размышлял вслух Петря Брэеску. — Одной ногой в могиле, а все на работу ходит. Можете себе представить — у него колхоз на первом месте, а об отдыхе он и не думает!

— Так ведь он из этих Хангу, настоящих тружеников, — сказал Матвей Кырпэ.

Какое-то время они молчали, задумавшись, потом вдруг лбы их разгладились от морщин, и оба дружно рассмеялись. С корзинами на спине я обернулся. Дядя Илие, который присоединился к четырем пришедшим, захлебываясь от смеха, рассказывал, какую со мной шутку сыграли с этими корзинами. Дед Харлампий улыбнулся, обнажив свои беззубые десна, и укоризненным тоном сказал бригадиру:

— Оба вы — и ты, и Петря — старые кони. А все ерундой занимаетесь.

— Так он же не сердится, шутки понимает, — улыбаясь, оправдывался дядя Илие.

— Я бы тоже подрядился вытащить на холм несколько корзин и назад их принести, если бы вы убрали мой виноградник в Милишах, — сказал Михаил Турку и разинул было рот, чтобы рассмеяться, но увидев, что его шутку никто не принял, бросил в рот пригоршню синих виноградин и стал жевать.

Я не рассердился, но почувствовал себя неловко из-за того, что другим пришлось убирать урожай с той дюжины кустов, которые предназначались мне. Понимал, что обязан им, но не знал, что бы такое придумать, чтобы уплатить им свой долг. Отвечал улыбками на их доброжелательные улыбки, стараясь при этом не слишком краснеть.

В разговор вмешался дед Харлампий, который стоял и что-то разыскивал взглядом:

— Поразмяли мы немного косточки, Илие, и сейчас по домам разойдемся. А что с убранным виноградом делать будем?

— Пэлэрие с машиной должен с минуты на минуту приехать.

— А пока он не приехал, пошли-ка парнишку на грядки этого Верде. Там несколько кустов остались неубранными, — старик расстелил на траве залатанный мешок и тяжело уселся на него, охая и отдуваясь.

Я вскочил на ноги. Дядя Илие остановил меня:

— Не ходи, не надо! Пусть этот хитрец сам убирает. Если десяток лис за хвосты связать, так они все вместе уступят в хитрости Тоадеру Верде. Божился, что сегодня придет убирать. Так вот, пусть приходит и убирает. Не велик князь!..

— Да хватит тебе! — рассердился дед Харлампий. — Завелся, старый хрыч!

— Дядя Харлампий, — обратился к старику Петря Брэеску. — Скажите, почему вы себе отдыха не даете? Разве не надоело всю жизнь трудиться?

Стало тихо. Все взгляды скользили по широкому, побитому временем лицу с большим полуоткрытым ртом — дед Харлампий, как и все старики, дышал через рот. Он посмотрел на Петрю Брэеску, сухо откашлялся, словно у него слова в горле застряли, и сказал, улыбнувшись щербатой улыбкой:

— Сидел я как-то дома и совсем уже собрался богу душу отдавать… Но на работе смерть меня не разыщет. В поле я ее не боюсь. Спрячусь за куст, за другой… Так-то вот, Петря. Тяжело, конечно, работать, но только это меня на земле еще держит…

— Врать не хочу, но читал я в газете, что на Кавказе живет старик ста пятидесяти лет и все еще работает. У него больше двухсот внуков. Может и врут, но так написано…

Насчет газеты неожиданно сказал Тоадер Чоклеж, мужик лет тридцати пяти, который до сих пор помалкивал, изредка поглядывая на камыши Большого пруда.

— Да, всякие есть люди, — согласно кивнул дед Харлампий.

— Говорят, там всегда одной только брынзой питаются, — продолжил Тоадер Чоклеж. — А вместо воды молоко пьют. Да и воздух там другой, легкий.

Я уже оправился от замешательства и собрался вступить в разговор, который, судя по тому, что я услышал, показался мне интересным, но тут Матвей Кырпэ вскочил на ноги и заорал, вспугнув тишину долины:

— Заяц! Заяц бежит!

От огородов медленно спускался Спиридон Ангени с лейкой в руках. Зайчишко выскочил из зелени капустных грядок и прыжками мчался к мосту. Спиридон зайчонка не заметил, потому что шел, глядя себе под ноги, словно считал метры, которые ему осталось пройти.

— Эй, Спиридон! Не упускай зайца на мосту! — крикнул ему Вынту. Глаза дяди Илие оживленно блестели, движения стали легкими, и весь он напрягся, как натянутый лук, как тигр, готовый прыгнуть на добычу.

На середине моста заяц почуял опасность и, навострив уши, сел на хвост. Люди расположились полукругом через равные интервалы и ждали Спиридона, который приближался, гоня зайца в нашу сторону.

Ушастик прыгнул вперед, но увидел, что люди движутся ему навстречу, и стрелой промчался мимо Спиридона Ангени, наверх, на берег ручья.

— Эй, хватай его!

— Шляпой лови!.. За хвост!.. Ха-ха-ха!

— Лейкой его, Спиридон! Лупи лейкой, мать его за ногу!.. — кричал дядя Илие, красный от досады. Он с силой швырнул вслед зайцу кусок кирпича, хотя кирпич этот уже не мог долететь.

Спиридон Ангени все же не потерял присутствия духа. Когда заяц ветром пролетел мимо него, он успел швырнуть в него лейку. Жалобно дребезжа, лейка закувыркалась вслед, но заяц, поднатужившись, сделал большой прыжок и через несколько секунд исчез в яблоневом саду.