Лия

Мне хотелось закончить ревизию раньше срока и, сэкономив таким образом хотя бы пять дней, отдохнуть недельку на берегу Днестра. Поэтому уже в первый день я с головой ушел в работу. Я выходил из бухгалтерии, где работал с финансовой документацией, когда на улице уже было темно. Быстро шел в ресторан, ужинал и только в одиннадцать вечера мог свободно вздохнуть. На главной улице, соединяющей вокзал с домом культуры, было еще много людей, которые по привычке допоздна прогуливались по этому уютному и ухоженному проспекту.

Из-за того, что я очень поздно заканчивал работу, мне никак не удавалось зайти в магазин. Однако, по правде говоря, я не слишком расстраивался по этому поводу: ведь после ревизии у меня будет для этого достаточно времени. И чтобы оттянуть «радость встречи», я откладывал ее на самый конец командировки, когда у меня будет несколько свободных дней. Тогда уж я вправлю мозги этой самоуверенной девчонке.

Однажды вечером я, как обычно, прогуливался по главной улице. Молодые люди парами или группами проходили мимо меня. В большинстве это были девушки, работавшие на местном комбинате. Короткую прогулку от вокзала до Дома культуры я всегда проделывал в одиночестве и часто ловил на себе любопытные взгляды. На этот раз, прямо напротив кинотеатра, я вдруг почувствовал на спине мурашки. Сделав еще несколько шагов, я резко повернулся. В нескольких шагах от меня замерла тень, затем она в два прыжка скрылась за густой кроной декоративной шелковицы.

Мне удалось рассмотреть, что фигура моего преследователя была легкой и гибкой. Я не спеша направился с безразличным видом к дереву, за которым тень исчезла, и почувствовал, как неистово застучала кровь в висках. Ни за первым, ни за вторым, ни за третьим деревом никого не оказалось. Она исчезла, как нечистый дух, словно сквозь землю провалилась. Кто бы это мог быть?

У меня и знакомых-то здесь не было, кроме нескольких бухгалтерш с завода. Да еще эта вредная продавщица из отдела шляп. Ну ей-то преследовать меня совсем ни к чему. Я бы вообще удивился, если б она меня вспомнила; надо быть Александром Македонским, который знал в лицо всех своих воинов, чтобы запоминать все физиономии, мелькающие перед тобой в магазине.

На следующий день, в субботу, я опять пошел на завод; я предупредил главного бухгалтера, что сегодня буду работать, как обычно.

Он уже ждал меня в своем кабинете, и до обеда я проработал, перекинувшись с ним несколькими фразами. Идея, пришедшая мне в голову после ревизии мясокомбината, все больше волновала меня. Я походил на молодого азартного охотника, который после долгой погони и неудач наткнулся на свежие следы. Увидев, что я нехотя отвечаю на вопросы, бухгалтер оставил меня наедине с бумажками, которые человек, не посвященный в их содержание, мог бы принять за пуд макулатуры. Мне, однако, удалось зацепить ниточку одного очень простого и в то же время искусно закамуфлированного дельца. Трудно поверить, что этот кончик нитки всплыл из простого разговора женщин, которые и не подозревали ни о какой махинации.

В последний день, уже после окончания ревизии на мясокомбинате, я решил пообедать в столовой комбината. Главный бухгалтер, сухощавая женщина, с постоянным выражением страха на лице, предложила составить мне компанию. Она страшно радовалась, что все закончилось хорошо. Я, правда, нашел небольшие неточности в документации, но грубых нарушений, которые, как она слышала, случаются на других предприятиях, на этом комбинате не обнаружил.

— И все-таки, эта работа не для меня. Уж лучше бы назначили Агафью Митрофановну, она бы и сама не прочь. Даже сказала как-то, что, будь она главным бухгалтером, не стала бы так сохнуть, как я.

Агафью Митрофановну я знал хорошо: она занималась учетом материалов. В карточках материалов, среди тысяч наименований, в счетах, которые она вела, в финансовых отчетах, во всем, что находилось под ее ответственностью, я не обнаружил ни следа халатности. Агафья Митрофановна была женщиной в теле, но не тучной, и одевалась всегда с шиком, носила золотое кольцо с большим бриллиантом, который уверенно и богато сверкал на ее пальце. Почему-то она была мне антипатична. Возможно, что-то восстало в моей душе против ее манеры улыбаться при разговоре. Агафья Митрофановна улыбалась иронично, с этакой снисходительной усмешкой в острых глазках.

Тем временем буфетчица принесла нам по порции мясного борща, жаркое и по стакану молока, и, не успел я достать кошелек, как моя спутница, покраснев до корней волос, заплатила по счету.

— Не беспокойтесь, я никому не скажу, — засмеялся я и принялся за еду.

Мне кажется, нет ничего страшного в подобном знаке внимания. Другое дело, когда кто-то пытается купить твою совесть и затянуть в грязное дельце.

Она едва прикоснулась к еде, затем, подняв голову, спросила буфетчицу, которая старательно смывала что-то с соседнего столика:

— Маша, у тебя есть свежая сметана?

— Да, Елена Семеновна. Десять ящиков.

— Приготовь мне шесть баночек, я возьму домой. Вот деньги.