«А сейчас вот летают кораблики», — весело подумал он, переключая сцепление. Сбросил газ, съехал на обочину, выключил зажигание. Надеясь встретить какую-нибудь заводскую машину, взял шляпу и, оскальзываясь на глине, вышел на дорогу.
Мимо, осторожно ступая в грязь резиновыми ботинками, прошла с полной авоськой яблок молодая женщина. Она оглянулась и проводила его долгим, пристальным взглядом.
У Кедрина сросшиеся темные брови, голубые глаза и смуглое лицо. Ярок румянец, лоб в резких морщинах. Он чуть сутул, медлителен.
«Кто-нибудь из работниц заводоуправления», — подумал он и остановился. Поодаль от дороги по обе стороны вал глины от выкопанных траншей. Строится новый жилой район. Новая улица. Кедрин оглянулся. В конце, у речки, у моста, уже высятся два белых девятиэтажных дома. А еще будет набережная, будет новый мост. И когда-нибудь очистят речку, разобьют пляжи… Вырос город! А жилья все мало. Что же будет через двадцать лет? Кедрин еще раз посмотрел на белый, молодой город и вспомнил, как за мартеновским цехом в кочкарях и болотце гнездились утки и он после смены ходил на охоту, а в копровый цех составами шли искореженные войной танки, машины. Иногда в мульды попадали снаряды и при заправке печей взрывались. А теперь вот ему стало грустно оттого, что кто-то придет после него, начнет достраивать и перестраивать все по-своему, а его уже не будет.
Синим туманом наплывали сумерки. Мимо Кедрина проходили машины, заляпанные раствором. Эти шоферы его не знают. Надо спешить, надо бы остановить какую-нибудь машину.
Стоять надоело. Пошел к беспомощно ткнувшейся в глинистый бугор «Волге». Сзади остановился самосвал.
— Что, дядя, не катится красавица? — спросил шофер. Кедрин повернулся.
— Красавица-то катится, да я не качусь. Будь добр, подкинь до заводоуправления?
— А машина?
— Постоит.
— Ну, садитесь. Только у меня в кабине грязновато.
— Все что ни делается — к лучшему, — сказал он и, закрывая машину, подумал, что свою любимую присказку последнее время все чаще говорит не к месту.
— Точно, — сказал шофер, — поехали. А я вас знаю — Андрюшки Кедрина отец.
— Похож? — спросил он, усаживаясь.
— Точно, — парень засмеялся. — Мы с ним в футбол шпарили. М-молодец, Андрюшка.
В кабине было грязно — валялись какие-то тряпки, кувалда. Зато на чистом ветровом стекле улыбалась с журнальной обложки актриса Доронина.
— Андрей сегодня приезжает. Приходи в гости.
— Да я работаю, — вздохнул парень, — а то пришел бы.
У Кедрина была страсть приглашать в гости. Он не любил тишины в доме. Выручал младший сын — Владька. Он приводил друзей, которые кричали и спорили, крутили пластинки, а то садились в кухне на пол, чистили картошку, а после, сварив, аппетитно ели ее с маслом и селедкой. Владька влюблен в парусные яхты и мотоцикл. В яхты, пожалуй, больше.
— Может, вас до дома подбросить?
— Нет. В заводоуправление. Опаздываю.
Он, конечно, опоздал.
— Тая Николаевна, Москву, — попросил он с порога секретаршу. Тая Николаевна из всех сил старалась понравиться кому-нибудь из начальства. Пока что дело ее было — дрянь. У нее тонкая фигурка, но кривые ноги. Большие голубые глаза, но жидкие, изведенные перекисью волосы. Она их старательно взбивала и накручивала, а они распадались, и видно было розовую кожу. Тая была исполнительна и чересчур добра и этим раздражала Кедрина.
— Ты ругаться умеешь? — спрашивал он иногда, злясь, что она пускает к нему всех, кого надо и не надо. — Будь добра, поучись.
Тая моментально краснела и покорно говорила:
— Хорошо, я попробую.
Так это у нее жалко получалось, что он чуть помедлив, говорил помягче:
— Ну, попробуй! — А когда ж на свадьбу позовешь?
— Не знаю, Антон Владимирович, никто не любит.
— Полюбят. Только поменьше малюй ресницы. Не всяким мужчинам нравится.
— Хорошо, Антон Владимирович, я попробую.
Сейчас она испуганно хлопала длиннющими ресницами, снимая прикнопленный к столу чертеж с выкройками. Выскочила из-за стола, чтоб директор сам не подошел к ней.
— Ой, Антон Владимирович, а вам из Москвы звонили, минут пять назад. Я сказала, что вы с чехословацкой делегацией в прокатных цехах. И еще Евгений Иванович сказал, что он чехов приведет к шести часам.
— Из Москвы Леонид Платонович звонил или кто другой?
— Да, он.
— Ну, хорошо, вызывай Москву. Да разыщи-ка Вяткина. Я машину оставил на проспекте Невского, пусть пригонит.
Кедрин прошел к себе. Сел в кресло и стал записывать в блокнот те вопросы, какие, он хорошо знал, будут поднимать сегодня на партактиве завода. Строительство пылеуловителя второго электросталеплавильного. Очищение сточных вод. Турбаза на озере Увильды. Ритм работы нового блюминга. Жилье…
Загорелась сигнальная лампочка телефона. Кедрин поднял трубку. Секретарь Суздалева узнала Кедрина.
— Ах, Антон Владимирович, я рада за вас.
— За меня?
— Ну, конечно. Леонид Платонович сегодня в хорошем настроении. Все просил вас разыскать. Верно, что-то приятное. Возможно, перевод в Москву, а?
— Шутите! Стар я для Москвы, Софья Гавриловна.
— Ну, вы что! Вот я — да.
— Полноте, Софья Гавриловна, жизнь вся из неожиданных встреч. Вам еще и сорока нет. А вот мне…