Лик Архистратига

– Не знаю, – Наташа уставилась в камин, где тихо и успокоительно потрескивали дрова. – Однажды он просто не явился домой. Я позволяла мальчику уже играть со сверстниками во дворе, но никто не мог вразумительно сказать, куда делся ребёнок. А бабушка в это время тоже во дворе была, но не видела, оказывается, куда делся мальчик! Все кто там был, говорили что-то, типа: да видели, да был во дворе, да, играл с нами, а куда делся – не знаем. Сначала подумала, что мальчика похитили. Потом замучила, насколько могла, всю московскую милицию – только безрезультатно. Я места себе не находила. Ты даже представить себе не можешь, что я только не делала, чтобы отыскать ребёнка. Никакие органы не помогли, им это просто оказалось не под силу. Потом я начала винить во всём мужа, мол, у нормального мужчины дети не пропадают! И начала с ним ссориться. Потом бросила его. Конечно, глупо поступила, только не смогла почему-то с ним больше жить. Мой муж изобрёл для праздных расспросов теорию, что мальчик погиб в автокатастрофе. Во всяком случае, такой миф отгонял непрошеных любопытных. Но я знаю, мальчик мой жив! Я чувствую это. Именно поэтому я приехала сюда, когда узнала, где искать ответ. А узнала как бы случайно от свекрови, то есть, бабушке было известно откуда-то, где искать следы ребёнка, но больше сообщить она ничего не может или не хочет. Мы с тобой съездили в пещеру, чтобы получить этот ответ. И ещё один человек, коллега Фёдора по работе, тоже рассказывал мне про киммерийскую пещеру.

– В Грушевке? Потрясающе! – Дмитрий никак не мог прийти в себя от услышанного, даже по-собачьи тряхнул головой. – И что ты в этой пещере нашла? Ведь ты отсутствовала довольно долго.

– Почти ничего не нашла, но видела многое, – пожала плечами Наташа. – Там был вот этот рисунок на клочке бумаги.

Наташа развернула смятый тетрадный листок и протянула Диме. На нём была изображена улыбающаяся страшной кривой улыбкой монгольская или китайская рожа с вьющимися вокруг вместо волос змеями, как у эпохальной Медузы Горгоны. Пустые глаза маски казались живыми и толстый чувственный рот кривился ехидной улыбкой.

– Этот листочек валялся там? – Дима так откровенно удивился, что можно подумать не видел в жизни никогда ничего более занимательного.

– Этот рисунок нарисовал когда-то мой сын, – твёрдо чеканя слова, произнесла Наташа. – Терёшечка сделал рисунок, не видя предмета, не соображая о настоящем существовании такой маски. С ней работал мой муж в запасниках Гохрана, а ребёнок увидел эту рожу во сне. Представляешь? Признаться, если мне такое приснилось бы, то я тоже не сразу сумела б забыть такое видение. А сын всегда рисовал то, что приснилось. У меня до сих пор папка с его рисунками хранится. Не хватало только вот этой зарисовки.

– Говоришь, муж реставрировал маску, которую нарисовал сын? – голос Димы прозвучал как-то глухо, видимо от предчувствия ответа.

– Да. Работал именно с этой поганой рожей, – опять отчеканила Наташа. – Потом позвал меня помочь закончить работу с этой проклятой вещью. Я до сих пор себя ругала и ругаю, что устроила ему скандал на пустом месте из-за ребёнка. Именно поэтому согласилась помочь ему в работе, ведь думала, всё меж нами может наладиться. Не наладилось. Теперь я уже знаю, никогда не наладится. После очередного устроенного мной концерта, он как ошпаренный выскочил из дома и помчался на своём «Жигулёнке» по ночной Москве. В общем, попал в аварию, но уже в настоящую. Я отыскала его в больнице. Лишь перед самой кончиной он открыл глаза, совершенно осознанным взглядом посмотрел на меня, и успел произнести одно только слово: «У старообрядцев…». Что искать у старообрядцев: сына? ответа на разные вопросы? совета в поступках? Я не знаю. Признаться, мне сначала показалось, что Федя может, что-то другое произнёс, может, пытался в чём-то предупредить. Ведь около его постели в Склифе я провела бессонных трое суток. И даже прощения не успела попросить. Вот так погиб муж, пропал без вести сын. Я осталась совсем одна. И чтобы не сломаться, ударилась в работу, ведь я и так уже работала в Гохране. Меня допустили к этой поганой маске, благо, что с ней ещё оставался работать мужнин друг Сергей. Он-то и рассказал, какие каверзы можно ожидать от этого предмета. Успел рассказать.

– Тоже погиб? – ахнул Дима.

– Нет. Живой, – кисло прошептала Наташа. – Но лучше б умер. Право слово, я, когда пришла к нему в больницу, то чуть саму удар не хватил.

– Да что ты такое мелешь? – возмутился Дмитрий. – Желать человеку смерти?! Ну, знаешь!

– Знаю, знаю, – грустно улыбнулась Наташа. – Сергея заперли в «Столбы».

Реактивный психоз, неизлечимая стадия. Да ведь ты-то психолог, надеюсь, сможешь разобраться. Его сначала пытались вылечить в Алексеевской психушке. Не помогло. А в «Столбах» продержать могут всю оставшуюся жизнь. Я посмотрела, что он вытворяет и мне плохо стало.

– Выходит, ты считаешь себя виновной во всех этих, мягко говоря, жизненных неурядицах? – глаза у Дмитрия приобрели какую-то колючесть, вероятно, сказывался профессиональный навык.