— Вот ты в этом вся, — усмехнулся Ефрем. — Мы в институтах не учились! куда уж нам! как-нибудь без вас разберёмся и т. д., и т. п. А ты послушайся всё-таки дельного совета, ведь не в стране баранов, в стране советов живём. Так вот. В сегодняшней передаче, правда очень осторожно и с оглядкой на общественное мнение, будет затронута проблема возникновения давнишнего пожара, я тоже об этом слышал. Хочешь сказать, мол, какая тут проблема? Пожар — стихийное бедствие, все это знают. Отгорело и всё. Так о чём ещё говорить? Но большинство нашего народа знает также, что ничего просто так или случайно в этом мире не происходит, — Ефрем даже рубанул воздух ребром ладони в подтверждение своих слов. — И пожар этот возник не просто так! И кто-то землю избавил от почти уже вспыхнувшей Третьей Мировой! Проблема и меня тоже касается, то есть моей науки, потому как не обошлось без помощи извне.
— Эта помощь связана с экстрасенсорикой?
— Да. Сейчас это так называется, — разговаривая, Ефрем продолжал копаться в настройке оборудования. — Давно известно, как горшок ни назови — хоть вазой, хоть писсуаром, — а он горшком так и останется. О пожаре я расскажу тебе как-нибудь потом, когда с изначальной информацией тебя наше родное телевидение познакомит. Или спросишь у начальника, — кивнул он на Ивана Кузьмича. — Скажу только, всё это происшествие напрямую связано с нами мегалитическими мистиками. Вот такие, брат, дела!
Ефрем опять покопался в своём нехитром багаже и вытащил маленькую коробочку из нержавейки. В таких посудинах доктора хранили шприцы в те времена, когда они были совсем даже не одноразовыми, а настоящими стеклянными. Положив коробочку на левую ладонь, Ефрем принялся делать вокруг неё пасы правой, с откровенной лукавинкой во взгляде косясь на девушку и её начальника.
Те спокойно наблюдали за фокусами домашнего иллюзиониста, не выказывая никаких женских «ахов», ни мужских «охов». Тогда маэстро картинно отставив мизинец в сторону, снял металлическую крышку и пред взором уважаемой публики из коробочки вылезла чёрная бархатная роза. Головка цветка выросла прямо на глазах. То ли она расправлялась после сжатия в металлическом гробике, то ли требовала восхищения, внимания и признания за ней права величаться настоящей царицей роз.
— Ничего себе! — не выдержал Иван Кузьмич. — Чёрная роза! Такого попросту не бывает!
— Бывает! Вот такая розочка у всех мегалитических мистиков служит антенной для связи времён, народов и прочей исторической чепухи, — пояснил фокусник. — «Чёрную розу, эмблему печали, в подарок последний тебе преподнёс…», — промурлыкал Ефрем, стараясь отвлечь присутствующую даму от прилепившейся к ней метафизической грусти. Она подошла к приятелю, внимательно разглядела лепестки цветка и подняла глаза:
— Очень похожа на настоящий цветок. Действительно, смахивает на живую, если бы не траурный цвет.
— Эта роза действительно живая, — поморщился Ефрем как от зубной боли. — Ещё какая живая! Сейчас не время, да и не место рассказывать, через какие тернии она выползла к жизни. Потом как-нибудь. Всё потом. Просто время не остановишь. И в связи с вышеизложенным, — экстрасенс снова картинно и официально шаркнул ножкой, — в связи с вышеизложенным не смеем вас, мадам, дольше задерживать в нашей неприхотливой компании.
— Вы только пожар мне здесь не устройте, как в Останкино, а то сгорит Москва, не успеешь оглянуться, — и Наташа отправилась домой разыскивать по телевизионным каналам «Сагу об Останкино». Может быть, программа должна называться совсем по-другому, но это название очень уж завораживало и обещало преподнести знакомство с инфернальным, даже Зазеркальным таинственным миром. Хотя какой он к лешему таинственный? Для его обитателей мы — такие же таинственные и непредсказуемые, это точно.
Дверь за Наташей глухо лязгнула железными петлями и успокаивающая, добрая, ленивая тишина принялась медленно, но методично заполнять уже отвоёванное когда-то пространство. Начальник Гохрана молчал, всё так же растирая кисть правой руки. После снятия гипса у него появилась такая непроизвольная машинальная привычка.
Милетин забормотал под нос какую-то очередную проходную песенку, чтобы рассеять вязкие волны тишины, но это пока плохо получалось. Он закрепил на приставке к компьютеру чёрную эмблему печали, снова подошёл к ритуальной роже явно монгольского типа и попытался закрепить ещё пару датчиков на змеях, вьющихся вокруг головы.
Тут же послышалось шипение и к ногам Ефрема откуда-то сверху из-под пространства шлёпнулась живая змея. Настоящая. Как две капли воды похожая на деревянные изображения, вьющиеся вокруг ритуальной физиономии. Милетин обалдело захлопал глазами. Змея относилась, наверное, к подвиду не очень агрессивных, потому что тут же попыталась смыться с глаз долой и заползла куда-то под металлические стеллажи.
— Ничего себе! — ахнул экстрасенс и тут же оглянулся на скромно молчащего начальника управления. — Вы видели?