– Если потрудишься и поворошишь вероятности, – глухо промолвил Завулон, – поймешь, от чего уберег он Иных на Марсовом поле. То, что Турлянский знал эту чокнутую питерскую чародейку, – неслыханная удача. Впрочем, хватит об этом. Скажи лучше, ты не знаешь в Москве какого-нибудь места наподобие «Виктории»? Желательно поближе к Таганке.
Лайк рассмеялся, бережно пряча оба конверта в сумрак.
– Что? Проникся наконец-то?
Завулон холодно взглянул на киевлянина – казалось, даже летний зной раздался подальше от облюбованного Иными столика.
– Определенная польза от подобного вертепа все же имеется, что ни говори.
– Могу звякнуть знакомой ведьмочке, она по выискиванию подобных мест большая мастерица.
– Кому? Сестренке Си?
– Ей.
– Ну… звякни.
– Звякну.
Тут как раз принесли пиво. Теплое. Вот куда бы Завулону холод глаз применять – пиво в холодильниках охлаждаться просто не успевало.
– Чего это вы из Киева сорвались так скоропостижно? – сварливо осведомился Завулон.
«А ведь он недоволен, – понял Лайк внезапно. – Недоволен, и причем сильно. Потому и ворчит».
– Да так… Моря захотелось после Питера этого вонючего, солнца. Тепла, черт побери. Арику дела сдать надо опять же. Шведу, соответственно, принять. А мне – проконтролировать, наставить и благословить.
– Лайк, – вздохнул Завулон укоризненно. – Мне-то голову не морочь, ладно? Выкладывай все, что ты наработал по вопросу инициации городов.
Одновременно Завулон усилил защитный колпак, и без того не слабенький.
«Ну конечно, – уныло подумал Лайк. – Он обо всем догадался. Глупо было крыться. Глупо… и самонадеянно. Но должен же я когда-нибудь его переиграть? Обязательно должен!»
«Не в этот раз», – подумал Завулон, пристально глядя на коллегу.
По мосту приближалась свадьба. Еще час-другой, и новобрачные с гостями начнут изнывать от жары. Поэтому все спешили пошастать по мемориальным для подобных торжеств местам, быстренько попозировать печальному пожилому фотографу, похожему на чучело фламинго из берлинского паноптикума, и юркнуть в спасительную кондиционированную прохладу заблаговременно снятого кабачка.
– Между прочим, – заметил Завулон, – фон Киссель тоже в Одессе. И Гесер прислал… эмиссара. Со свитой.
– Кого?
– Илью.
– Это такой очкастый?
– Они там через одного очкастые, – буркнул Завулон. Все еще недовольно.
Это было нетипично для шефа московских Темных. Он вообще редко выставлял настроения и чувства напоказ, а если и случалось когда такое, длилось сие весьма недолго. Пора бы ему перестать изображать недовольство и начинать методично выдавливать из Лайка информацию. А уж последнее Завулон умел как никто в этом мире.
– Я жду, Лайк.
И Шереметьев честно, без утайки и недомолвок, пересказал Завулону все недавние диалоги с младшими коллегами. Плюс некоторые собственные мысли. Плюс догадки, которые родились у него прямо во время изложения. Крыться дальше не имело смысла. Более того, это стало опасным.
Глава московских Темных после рассказа задумался. Надолго – на целых полбутылки «Хайнекена». Лайк «Хайнекен» не любил, поэтому патриотично пил светлую классическую «Оболонь» и ждал.
– Вот как, значит, – очнулся наконец от размышлений Завулон. – Город-Иной. Смелое обобщение, Тьма покрой, очень смелое! Это кто придумал? Опять Турлянский?
– Швед. Николаевец. Новый глава Причерноморья.
– Ага, ага… Значит, ты решил, что под соусом передачи дел твои эксперименты будут выглядеть более невинными?
– А что, у меня есть выбор? – огрызнулся Лайк. – Экспериментировать в Киеве себе дороже, да и присматривают за Киевом иди ты как. А больше экспериментировать негде. В Харькове Шиндже, в Днепре и Донецке просто рискованно, а Одесса и не такое сносила без проблем. Всю гадость просто в море смывает, в глубину, в сероводород.
– Экспериментатор… – Завулон шел на рекорд беспрерывного ворчания. – Ты хоть отчеты Рафаэля Плюмаржа о парижском сиянии читал?
– Читал.
– А Скотта Дартье? «О сущностях селений людских?»
– Читал.
– А «Урбаноида» некоего Марибора Браника?
Лайк едва удержался, чтобы не прыснуть в кулак:
– Это не читал. Это писал…
Теперь настала очередь удивляться Завулону:
– Что, правда? «Урбаноида» написал ты?
– Я. В восемьсот тридцать шестом. После… Ну ты знаешь, после чего, раз упомянул в этом контексте.
– Никогда бы не подумал, – впечатленно фыркнул Завулон. – Ладно, значит, предметом ты владеешь лучше, чем я полагал. Это радует.
Лайк скромно усмехнулся.
– Ну тогда долго мне объяснять не придется, – подытожил Завулон. – Могу сказать, что большинство выводов, изложенных в «Урбаноиде», ложны. Но некоторые все же верны. В частности, почти все, что ты и Дартье писали о белом фоне, не подтвердилось. Зато все описанные Плюмаржем ступенчатые стадии в случае с Питером налицо, хотя последовательность и не соблюдена. Инквизиция разрабатывала питерский феномен лет пять, не меньше. Как выяснилось.
– Ты знал? – спросил Лайк.
– Знал, но не знал о теме. Я полагал, Совиная Голова опять затеял тралить Ингерманландские болота на предмет схронов Гриддига и его группировки.
– А Светлые? Знали?