Крона очнулась и удивилась, обнаружив, что не лежит, а сидит с прямой спиной перед голым, покрытым трещинами столом. Все тело болело, а руки были надежно привязаны к спинке стула.
В помещении горел тусклый свет, оно оказалось маленьким, теплым. Но сырым. Затхлым. В нос ей ударил резкий запах яблочного сидра с душком плесени. Она находилась в погребе.
Свет исходил от свечей, установленных в канделябрах в стиле модерн. Такие канделябры обычно украшают богатые дома, а здесь, в грязном полуземляном погребе, они были совершенно неуместны. Металлические завитки и кремовое матовое стекло резко контрастировали с обшитыми простой доской стенами и полом из утрамбованной земли.
Под свечами, у дальней стены, обрамленный с обеих сторон толстыми влажными корнями деревьев, вторгавшимися с поверхности, стоял еще один стол, покрытый шелковой тканью и заставленный всевозможными предметами: одна серьга с опалом в виде стрекозы; постамент из стекла, на котором установлена сфера с кучей сахара, а, может, соли внутри; плоскогубцы; большая квадратная камера; блокнот в переплете из коры; нечто, похожее на лозоходки; перьевая ручка-самописка и тому подобное. Но перед всем этим – в центре – лежала брошь с огромным рубином – камнем отчаяния.
– Одна пришла в себя. Скажите Пророку, – раздался голос сзади.
Крона попыталась повернуть голову, но обнаружила, что ее шея не только затекла, но и привязана к спинке стула. Краем глаза она заметила движение и поняла, что сидит за столом не одна. Справа застонал Тибо.
Он был без сознания, привязан к стулу, как и она, голова его склонилась набок. Она попыталась шепнуть ему и поняла, что во рту у нее кляп. Губы, нос и кончики пальцев все еще были онемевшими от средства, которым ее одурманили, разум медленно приходил в себя. В душе у нее мелькнуло странное чувство. Знакомое, но понять, в чем дело, она пока не могла. Такое гнетущее ощущение она испытывала при подъеме на Холм-каземат – как будто она попала под прицел горячего, настойчивого,
Сзади послышался скрип шаткой лестницы. Глухой звук шагов по дереву – кто-то поднимался. Спустя несколько мгновений стало слышно, как спускаются две пары ног.
Вновь пришедшие встали перед ее небольшим столом, закрыв ей обзор.
Всего в помещении, кроме нее и Тибо, было пять человек. Четверо из них были в грубых масках. Не таких, которые делают перед погребением: бледные картонные маски с волнистыми поверхностями и странными выпуклостями. В каждой маске были проделаны неровные отверстия для глаз, намек на нос и прорезь для рта. Все четверо были одеты в мешковатую разнобойную одежду – в коричневых пятнах. На рукавах, на подоле. Пятнах, похожих на засохшую кровь.
Но посередине стоял пятый человек, который высасывал из легких Кроны воздух с такой силой, будто они слились в захватывающем дух поцелуе.
В отличие от других членов секты, Пророк носил плащ. Поверх закрывающего лицо капюшона была надета маска – прекрасная и ужасная – такая, какой ее помнила Крона. Маска Шарбона.
На маске остался шрам от их последней встречи, но даже отсутствие рога не делало ее менее величественной. Оставшиеся четыре рога торчали из дерева, изогнутые, как толстые челюсти, и их рассогласованность делала маску еще более ужасной. Цвета казались ядовитыми даже при тусклом освещении погреба, а белые зубы выделялись на фоне разинутой черной пасти, как грубые и безжалостные зубья края Аркензира. Пророк стоял в непринужденной позе, которая выражала власть.
По крайней мере, на данный момент эхо было должным образом подавлено. Его внимание задержалось на Кроне лишь на мгновение, а потом он небрежно указал на Тибо.
– Хм, опять этот. Так и путается под ногами?
– На этот раз он был полезен – следил за ней, – произнесла одна из фигур.
Крона была уверена, что это Джексон.
– Мы применили к нему лозоходки – выведали секрет, с помощью которого проникли на пятнадцать минут в его разум и заставили проглотить приманку, а уж он заманил ее в ловушку. Подумали и прихватили и его тоже.
Мозг Кроны все еще был в тумане. Наверняка. Она понимала слова, но не понимала, о чем идет речь – чушь какая-то.
Пятнадцать минут его разума?