Лик полуночи

Продавщица ничего не сказала, но взяла шарф, накинула на спину Кроне и обернула вокруг нее. В его ткани не было камней эмоций и не было никакой фальши в утешении, которое он давал. Женщина знала, что Кроне больно, и дарила ей то, что могла – свою доброту.

Крона плакала долго. Ей нужно было выпустить из себя весь мрак, смыть горе водой и вздохами, будто яд, который исторгало ее тело. Прошло несколько часов. Торговля у фруктовой лавки была не особо бойкая. И Крона пообещала себе, что обязательно купит что-нибудь потом.

Когда слезы высохли, а глаза начало жечь, как жаром в пустыне, Крона заставила себя подняться. Ее коричневые руки были покрыты серой пылью и комочками грязи, где слезы смешались с пылью. Она снова попыталась вернуть шарф, но женщина настояла на том, чтобы она оставила его себе.

– Когда люди умирают, – сказала она, – у нас остаются только воспоминания. Они оставляют нам только эхо.

Крона поблагодарила ее, чувствуя, как слова впитываются глубоко в ее плоть и кровь, вселяя надежду.

Они оставляют нам только эхо. И ее ждало эхо Де-Лии.

Но эхо – не люди. У них нет своей жизни… или есть?

Чем на самом деле была маска Шарбона?

Когда Крона вернулась домой, ей показалось, что в квартире пусто, хотя Асель сидела за кухонным столом.

Маска Де-Лии смотрела на Асель, а Асель смотрела на маску. Но она не двинулась с места, не моргнула, когда Крона бесцеремонно убрала маску и быстро поцеловала мать в макушку.

Крона отнесла маску в свою каморку и положила ее у изголовья кровати. Она была красивой, крепкой и гордой, как и ее сестра.

Мы с тобой должны были бы сейчас сидеть здесь вместе. Маска, которую ты собиралась мне подарить, не должна была быть твоей маской.

Больше всего на свете Кроне хотелось, чтобы Де-Лия осталась жива, чтобы семья воссоединилась, чтобы у нее была возможность всыпать этот чертов песок времени назад в горло песочных часов Времени. Но еще больше ей хотелось понимания. Ей хотелось, чтобы она лучше понимала свою сестру, чтобы она больше знала о том, что таилось у нее в сердце.

Они так сильно хотели защищать друг друга, что иногда забывали, что защищали.

Дневник уже лежал на кровати Кроны, открытый на первой странице. Она перелистала его страницы уже раз сто и листала снова и снова в поисках слов, но безрезультатно. Если он заряжен магией, значит ему место в каземате. Но если это обычная бумага… то его можно оставить себе. Или сжечь. Бросить в ближайший колодец.

Со вздохом она положила поверх страниц маску Де-Лии и с удивлением заметила, как вокруг краев дерева расцветают красные каракули.

Она быстро сдернула маску, дыхание перехватило – она узнала почерк.

Дорогая Де-Крона,

Мне так много надо тебе сказать. Но я не знаю как. Секреты. Тайны. Ужасные тайны. Слова мне всегда давались с трудом. Для меня легче стрелять из пятизарядника, чем разговаривать. Так что, пожалуй, лучшее, что я могу сделать – это записать все в дневнике. Хотя, когда ты его прочитаешь, ты, наверное, пожалеешь, что у меня не хватило смелости рассказать все это, глядя тебе в глаза. Никогда я не была такой сильной, Крона. Возможно, я выгляжу сильной. Возможно, я действую как сильная личность. Но на самом деле… мне страшно рассказывать тебе то, что рассказать необходимо. Я боюсь, и это хуже всего. Боюсь, даже когда на мне надеты браслеты с красными гранатами и желтыми топазами, в которых пылают украденные эмоции. Возможно, драгоценные камни не помогают, потому что это особый страх – страх не оправдать ожиданий. Страх провала, о котором все узнают. Я могла бы обратиться к эмоциатору и попросить его навсегда избавить меня от страха. Но я не могу избавиться от подозрений, что иглы… их укол может забрать у меня больше, чем утверждают маги.