Лик полуночи

Вытащив иглу, маг поднесла ладонь в перчатке к ее кончику, как будто опасаясь, что невидимая субстанция может капнуть. Она быстро перевернула маску ягуара и ввела содержимое шприца внутрь маски. Там, где игла проткнула дерево, расцветал знак мастера.

На мгновение появилось лицо Де-Лии. Как дымка, как мираж с розоватым оттенком. Оно было спокойно, безмятежно, глаза закрыты, будто она крепко уснула. А потом дымка растаяла, впитываясь в дерево, как струйки дыма.

– Какую подкладку сделать изнутри? – спросила маг.

– Никакой не надо. Оставьте как есть, – ответила Асель.

– А завязки?

– Черная кожа, – Асель вытащила из кармана кусок кожи. – Из ее формы регулятора.

Когда все было закончено, маг упаковала посмертную маску Де-Лии в красивую картонную коробку, и они понесли ее тело в свою котерию.

В Лутадоре для всех усопших проводили погребальный обряд бога-покровителя города. Но Крону не могло утешить ни чтение молитв Времени, ни воспоминания о первом годе жизни Де-Лии.

– Время не может повернуть ее путь вспять, – произнесла жрица Времени, пока ее сестра-близнец, служившая Природе, тихо стояла рядом. – И сегодня она обретает вечный покой и твердость духа. И да предадим тело Де-Лии Хирват песку во имя великого движения Времени.

У Кроны и ее матери не хватало денег на то, чтобы хранить индивидуальные песочные часы в катакомбах – эта была привилегия знати. Но, к счастью, в погребальном обряде принял участие Главный магистрат.

– Это меньшее, что я могу сделать для вашей семьи, – сказал он.

После кремации прах Де-Лии поместят в красивые песочные часы из прозрачного стекла, заключенного в протравленное дерево черного цвета. Если бы не щедрость Айендаров, останки Де-Лии передали бы в «песочницу» – шахту, где смешался прах почти всех усопших Лутадора. Ее останки всыпали бы вместе с останками преступников, бродяг, магов и пекарей, которых было невозможно отделить после смерти.

Сейчас Де-Лия лежала на алтаре перед гостями, руки были сложены на шее, а маска тупо уставилась в потолок. Как члену констебулярии, ей была предоставлена официальная погребальная форма. Он была точно такой же, какую она носила на службе, за исключением цвета. Погребальное одеяние регулятора было белоснежным. Плащ укрывал скошенную каменную плиту и касался верхушки совершенно белого шлема, который выглядывал из веточек пальмовых листьев.

Она лежала так тихо. Не умиротворенно, нет… просто неподвижно. Тело казалось оболочкой. Пустой оболочкой. В нем больше не было Де-Лии.

Она была в белом, но на скамьях сидели люди во всех оттенках красного: кровь, ягода, вино. Кое-где иногда вспыхивало на солнце золото и бронза, привлекая внимание к тем, кто содрогался от горя.

Это тяжелое дело началось в толпе нейтральных цветов, в которой горе вспыхнуло красным. А завершилось все зеркально – красным с проблесками нейтрального. Время и Природа любили симметрию.

Крона сидела в багряном потоке, но думала о синих, об увиденной женщине Тало.

Почему сила, которая может заставить человека забыть, что он – убийца, забыть о встрече с марионеткой Тало, раскрылась ей?

И зачем она планирует снова с ней встретиться?

Эти мысли беспокоили Крону, отвлекали ее. Если бы она сосредоточилась на Тало или на Главном магистрате, который объявил ей благодарность и повысил в должности до капитана, она бы перестала дергаться из-за погребального костра, о котором она не могла думать. Скоро исчезнет даже тело ее сестры. И она никогда больше не почувствует похлопывание ее руки по плечу, или щетину на ее голове… или скрытое тепло ее сердца.

После завершения обряда началось прощание. В храме вилась длинная очередь из тех, кто хотел подойти к ложу Де-Лии. Когда Крона приблизилась к телу, она едва преодолела желание сорвать маску с ее лица, споткнулась и, опершись о край алтаря, крепко ухватилась за него, чтобы занять руки.

Ей так много хотелось сказать сестре. Понимала ли Де-Лия, как сильно ее любит Крона? Поверила ли она в искреннее прощение сестры? Было ли у нее хоть немного времени, чтобы понять, что означал их бой с аннигилом? Знала ли она, какую свободу почувствовала Крона? Освободилась ли сама от чувства вины?

Крона сложила ладони вместе, изобразив знак долины Аркензир, и поднесла их к губам для поцелуя. Потом она протянула руки в сторону Де-Лии и раскрыла ладони, как будто выливая свои чувства на сестру.

Асель за ее спиной всхлипывала и шмыгала носом. Она плакала без перерыва несколько дней.

А к Кроне слезы никак не приходили. Они были где-то там, внутри нее, и никак не могли вырваться наружу. Она чувствовала их, чувствовала, как они вскипают в ее голове, давят, но не проливаются.

Вместо слез у нее болело тело. Ей будет очень не хватать Де-Лии – больше, чем кого бы то ни было. И она знала, что эту тоску по сестре невозможно будет подавить ни работой, ни удовольствиями, и даже боги здесь бессильны.

Когда они вышли из храма, Саша подошла к Кроне.