— Бабуля, по-моему, ты преувеличиваешь. На чем здесь можно было заработать после войны? — Юля недоверчиво улыбнулась. — Маленький пыльный городишко посреди степи… Какие ценности? Какие раритеты?
— Абсолютно верно, дорогая, город наш до войны был небольшим. Узловая станция, тысяч тридцать населения. Но во время войны к нам приехали много эвакуированных из Ленинграда, Белоруссии, Украины, особенно из Одессы и Харькова — людей очень состоятельных — ученых, врачей, инженеров с оборонных предприятий. Многие домой не вернулись, некуда было и не к кому порой, и остались в нашем городе. А майор КГБ в шестидесятых считался крупной шишкой, по сути, царем и богом. К тому же Литвяк особо не зарывался, работал в основном с интеллигентами, а у них имелись дивные вещи. Кроме того, друзья Федора толкались на барахолках, выискивали старину, скупали по дешевке, если получалось. Возможно, и чем-то более серьезным промышляли, но об этом ничего не знаю и могу только догадываться. Очевидно, таким же образом к нему попала чудотворная икона. Я ее видела, но особо к ней не присматривалась. Только слышала, как Литвяк хвастался Федору, что она несколько раз спасала его от беды…
— Бред какой-то! — возмутилась Саша. — Откуда вы все знаете? Неужто Литвяк делился и с вами своими секретами?
— Голубушка, — смерила ее снисходительным взглядом Лада Юрьевна, — можете иронизировать по этому поводу сколько угодно! Естественно, не делился! Я сначала не придавала значения, почему меня выставляют из комнаты всякий раз, когда Литвяк приходил к Федору. Затем Федор стал приносить какие-то свертки, коробки, прятал их в тайнике. Я его случайно обнаружила, когда мыла полы. Если нажать на одну из досок под кроватью, она проворачивалась и открывала ящик, где он хранил эти ценности. А следом являлся кто-то из его приятелей, меня снова выпроваживали из комнаты под предлогом поставить чайник на плиту, а тайник после пустел на какое-то время. Я ведь не удержалась, заглянула в пару коробок. В одной лежало столовое серебро девятнадцатого века, а в другой — небольшая картина Шагала с его автографом. Вот тогда я и стала подслушивать!
Лада Юрьевна довольно улыбнулась.
— Под дверью стояла? — усмехнулась Юля. — А если б застукали?
— Ты меня дурой считаешь? Я действовала как опытная шпионка! — Лада Юрьевна обвела их гордым взглядом. — Приставлю к стене стакан и слышу все до последнего слова. И поняла, в какой грязи увяз мой муж.
— Ну ты даешь! — ахнула Юля. — Какие таланты прятала!
Лада Юрьевна пожала плечами и затем не без злорадства добавила:
— Но тут случилась одна занятная история, которая поставила крест на карьере майора Литвяка. Живет у нас в городе Инна Макаровна Серова…
Никита мигом оживился и уточнил:
— Ветеран войны? Разведчица?
— Не просто разведчица, Никитушка. Одна из немногих, за чью голову немцы готовы были платить золотом. Звали ее «Фрау Черная смерть». Дошла Серова до Берлина, получила от правительства высокие звания и награды, и только после войны выяснилось, Серова — дворянка по происхождению, что тщательно скрывала. Отнимать Звезду Героя было нелепо, да и Сталин уже умер. Дворян больше не преследовали, особенно тех, кто защищал Отечество.
— Зачем отнимать? — не понял Никита. — Какой в том смысл?
— Вот я и говорю, не отняли! Только мадам Литвяк захотела получить кое-что, принадлежавшее Серовой, и обломала на ней зубы. По большому счету, Семен Тарасович погорел из-за жадности жены, и даже чудотворная икона его не спасла, как бы он на нее ни рассчитывал.
— Что же произошло между Литвяк и Серовой? — спросила Юля.
— С войны многие привозили трофеи, среди них встречались произведения искусства, часто очень ценные. Но Серова трофеями не увлекалась. В Берлине она не позволила расстрелять некую фрау, уж простите, не знаю ее фамилии. Да это неважно! Кажется, речь шла о воровстве тушенки со склада, где фрау работала. Ее задержали и под горячую руку хотели расстрелять без суда и следствия, но Серова не позволила, когда увидела, что у той немки трое детей. А позже выяснилось, что воровал интендант. В благодарность немка подарила ей брошь дивной красоты, семейную реликвию, которую каким-то чудом сохранила. Я брошь не видела, врать не буду, но говорят, что там громадный желтый бриллиант.
— Я видела! — вмешалась Юля. — Мы ее мемуары выпускали, и Серова как-то пришла с этой брошью на груди. Очень понимаю мадам Литвяк! Действительно, редкая вещь и очень ценная! Серова рассказывала, что бриллиант поначалу принадлежал индийскому махарадже, а когда попал в Европу, получил название «Мимоза». Его вроде как ни украсть, ни отнять нельзя… Родовое проклятие!
— Когда в поле зрения мадам Литвяк попала «Мимоза», — продолжала Лада Юрьевна, — она сон потеряла. Явилась к Серовой и потребовала отдать ей брошь, иначе… Ну, сами понимаете, чем могла угрожать супруга сотрудника КГБ! Крайне неумная и алчная!
— И чем кончилось дело? — не вытерпел Никита.