— Кстати, о сумме! — добил я игроков и развернул бумажку. Надо уводить тему в сторону. Не дай бог, еще чего-нибудь спросит, а я в душе не ебу, что это за Фигейрос такой…
— Так мало? — скривились игроки, увидев сумму. — Всего два миллиона?
— Это в долларах. У нас, знаете ли, господа, серьезное заведение, — небрежно сказал я и положил бумажку в карман.
Раздался дружный вздох. Глаза у людей стали квадратными — им до сих пор было трудно представить такую огромную сумму, на которую можно было пол-Москвы купить, а на сдачу взять Тульскую область.
И вот теперь-то можно любой понт прогнать! Не признаваться же на всю страну, что я просто денег зажал.
Игра пошла своим чередом, а я только подбрасывал пачки денег на блюдо, то удваивая ставки, а то и вовсе утраивая. Пусть знают, как настоящие пацаны гулять умеют. Те более, что суммы были пустячные — 30−40–50 тысяч рублей. Переживем! Тем более что дело сделано. Эту передачу вся страна смотрит. Запомнят стопудово два ляма зелени, которые эти лохи могли выиграть! И казино прорекламировали, и себя заодно. А ведь оно и неплохо, в свете ожидаемых выборов в Госдуму…
— Босс! — к моему уху наклонился Руля. — Там Дмитрий Николаевич приехал. Рука перевязана. С ним люди какие-то. По виду — родня, такие же косоглазые.
— Вот черт! — выругался я, дождался музыкальной паузы и вышел на улицу.
— Димон! — заорал я, когда увидел улыбающегося Китайца с левой рукой на косынке. — Ты где успел в замес попасть, братишка?
— Долгая история, Серый, — легкомысленно сказал Китаец. — Скажем так, сначала все пошло вполне неплохо…
Глава 13
Бригада из десяти крепких парней проехала Ташкент, Бухару и Самарканд. Туда везли баксы, а оттуда планировали притащить рубли, взяв их там практически на вес. Советская макулатура доживала последние дни, а тут, в хлопковом раю, у людей еще оставались молочные фляги, закопанные в саду. Эти фляги были наполнены не только золотом, но и бумажными деньгами, потому что идиот — он всегда идиот, даже если родня пристроила его когда-то на хорошую должность. Тут, в Советской Средней Азии, платили все, за все и всегда. И даже гаишник на дороге получал деньги не за факт нарушения тобой правил дорожного движения, а за сам факт остановки. И чем выше было звание, тем больше была такса. Деньги брали все — от водопроводчиков до членов ЦК, и до какого-то момента все это работало. А вот теперь работать перестало. И если тут, в Узбекистане, вспышки насилия были спорадическими, то в соседнем Таджикистане шла какая-то средневековая резня. Никто и понять не мог, как люди, которые ходили в советскую школу, читали советские книги и смотрели советские фильмы, озверели так сразу и все.
Впрочем, у Димона интерес был чисто практический. Он ведь и сам из приличного мальчика превратился в немалого отморозка, а потому смотрел на происходящее философски. Раз хотят люди свою жизнь в сортир спустить, ну и пусть спускают. Ему, Димону, на них всех насрать. На всех, кроме семьи Тен, давшей миру Димонову маму. Они жили в крошечном поселке, в котором стояла военная часть, километрах в двадцати от Курган-Тюбе. Уехать вовремя они не успели, потому как болела бабушка. А потом бабушка умерла, и выяснилось, что уехать оттуда почти невозможно. И даже позвонить пока не получалось. Димон пытался это сделать в каждом городе, где был, но телефон выдавал лишь длинные гудки. А ведь он разговаривал с ними совсем недавно.
Работа подходила к концу, и спортивные сумки были забиты баблом под завязку. Некоторые из ушлых парней тащили не только свои баксы, но и вообще все подряд. Димон разрешил ребятам подзаработать. От конторы не убудет, потому как денег здесь было много, а вещей, наоборот, мало. К большому удивлению Китайца, за неплохую сумму ушел даже микроскоп, который зачем-то прихватил с собой один из его бригады. Когда все закончилось, он сделал последние записи в своем блокноте, распихал деньги по пакетам и замотал их изолентой. Пакеты разложили по спортивным сумкам, и бригада отправилась в Москву, в отличие от своего бугра, который сел на грузовик, который в составе колонны шел в сторону Душанбе. Не в сам Душанбе, а именно в сторону. Куда доедет караван, никто не знал, и знать не мог. Предсказать такое было невозможно.