Лихие годы (1925–1941): Воспоминания

А 6 апреля 1930 г. отец привез в Ленинград новую жену. Неприветливо встретили ее на Неве: все знакомые охали и ахали; всех поражала разница в возрасте: 48 и 23–25 лет.

Они прожили ровно 25 лет, до самой смерти отца. И в своем предсмертном письме отец писал мне в лагерь: «Ты никогда не должен забывать, что она была мне верным другом и идеальной женой…»

В 1930 г. мне исполнилось 15 лет. Я был еще школьником, но отрочество окончилось. Отец и бабушка еще называли меня «ребенком», но я уже был юношей.

Бабушка сразу не поладила со своей новой невесткой: семья опять разделилась. Отец с Екатериной Андреевной жили в двух комнатах (бывшей гостиной и моей бывшей комнате); мы с бабушкой жили в бывшей столовой.

В комнате оставалось огромное каминное зеркало. Посреди комнаты стоял стол (при гостях комната опять обращалась в столовую); постель бабушки стояла в одном углу; моя (с образком преп. Серафима) — в другом. Бабушка мне стирала, готовила обед — жарила картошку (в обыкновенные дни — на сливочном, в постные — на подсолнечном масле).

С мачехой мы подружились; беседовали часами. Отец по-прежнему отцовскую нежность прятал под внешней суровостью. Помню, раз иду я по Аничкову мосту. Навстречу отец в бекеше. Увидел меня, лицо светлеет, расцветает улыбкой. «Куда ты, мальчик?» Я в ответ мнусь. Отец (уже другим тоном): «Куда тебя черт несет?» «Приехал из Москвы Введенский. Сегодня служит у Космы и Дамиана». «Чтоб он провалился, твой Введенский». На этом мы расстаемся. Каждый идет своим путем.

Жизнь у меня в это время установилась. Монах в миру. Сделал я себе наружность под послушника. Носил черную рубашку, подпоясанную черным пояском, черные брюки. Приобрел четки. Вечно терся у лавры и у подворий. Хорошее было время. Потом уже не то. В лавре самое интересное не сама лавра, а около-лаврское. Кладбищенская жизнь. Было в лавре три кладбища. Справа, как войдешь, — Тихвинское (с могилами Достоевского и Чайковского — нынешний Некрополь). Налево — Лазаревское, с могилами аристократов. И обширное — Никольское. На Никольском кладбище часовня, на часовне крест с голубком. Могила блаженного Матфея. В ней-то все и дело.

Умер блаженный Матфей в 1902 г. Был он из интеллигентов, пропитание добывал тем, что репетировал гимназистов. Вел жизнь аскета, в маленькой квартирке, у Обводного, увешанной иконами. Молился дни и ночи. О нем прослышали. Начали к нему ходить. Он принимал, давал советы. А когда умер (лет тридцати с лишком), похоронили его в лавре и построили склеп с часовней.

Наверху икона Божией Матери и аналой с крестом и Евангелием, панихидный столик. Иеромонахи здесь служили панихиды. Затем спуск вниз, подземелье. Большой деревянный гроб; туда в щелочку опускали записочки с прошениями.

А около часовни — община. Во главе — Любовь Матфеевна. (Ее заброшенная могилка и сейчас против часовни, без креста и надписи.) Старушка вся в светлом, седая, в белом платье, в белой косынке, со светлыми четками в руках. По национальности финка; жила в кухарках, встретила блаженного Матфея, под его влиянием перешла в православие. Он ее крестный отец при миропомазании (отсюда отчество — Любовь Матфеевна). Жила на задах лавры, у Тихвинских ворот. В небольшой ее комнатке, как в часовне, много икон, пахнет ладаном. А на кухне жил мой приятель отец Матфей. О нем надо рассказать подробней.

В миру — Михаил Челюскин. Из хорошей дворянской семьи. Во время войны — боевой офицер, драгун. Был контужен и ранен. После революции пристрастился к лавре, стал близким человеком к Любови Матфеевне, все свое время проводил в часовне, на могиле блаженного Матфея. Особенно усилилась его привязанность к Любови Матфеевне после смерти матери — глубоко религиозной женщины, единственного близкого человека. Жил он на кухне, спал на жесткой скамейке, подложив под голову (по «Добротолюбию») полено. Бывшему офицеру, крепкому, здоровому мужчине, нелегко ему, видимо, давался аскетизм.

В 1926 г. постриг его преосвященный Григорий в монахи с именем «Матфей» и рукоположил в иеродиакона. Вечно водил он под руку Любовь Матфеевну, старенькую, дряхлую, едва-едва ходившую.

Как сейчас вижу картину. Лавра. Мост через реку Монастырку. Апрель. Пригревает солнце. По мосту идет старушка в белом, с накинутой поверх черной шалью, а ведет ее под руку монах. С черной окладистой бородой, с длинными волосами, падающими на спину. В рясе. А на голове монашеский черный клобук (без наколки). Идут тихо, осторожно; под ногами скользко. Сколько раз встречал я эту пару.