Лихие лета Ойкумены

— Тем лучше, — сказал на это Элпидий и попросил разрешения у стоявших ближе к кагану, разбить где-то неподалеку палатки и отдохнуть с дороги.

Видели, по-другому зажглись глаза кагановых советников, пожалуй, понравилось, что послы византийские не идут в виллы сородичей своих, а уподобляются им, аварам, и поселяются в таких, как и у них жилье.

Пока разбивали палатки, и устраивались, и отдыхали, прошли еще сутки. Авары и дальше не звали.

— Каган знает, что мы императорские послы, — поинтересовались у советников, — что посланы для переговоров?

— Да, так.

— Так хотели бы вести уже их.

— Когда найдет нужным, позовет.

«К лучшему или к худшему это?» — усомнился Элпидий и обратился к своему соратнику и стратегу Коментиолу:

— Что, если Баян затеял что-то неладное и медлит нарочно, чтобы потом сказать: «Поздно вести переговоры, должны были раньше придти»?

— Ничего, — успокоил его Коментиол, — набивает цену себе и только. И пусть набивает, нам не привыкать. Не напрашивайся больше, сиди и молчи.

— Если же не сидится, стратег. Может и такое случиться: пока мы будем отсиживаться здесь, турмы аварские выйдут к Длинной стене и постучат в медные ворота Августиона.

— Если к тому будет идти, нас заранее предупредят. Я предвидел это и оставил своих выведников на путях. По-другому советую поступить: повели челяди щедро накрыть столы и звать к трапезе тех аваров, с которыми успел познакомиться. Во-первых, познакомимся ближе, а во-вторых, что-то выведаем под хмелем.

Элпидий согласился на это. И столы накрыл щедро, и в гости пригласил тех из окружения кагана, кого знал. Но должен был остудить свои намерения и довольно быстро: авары отказались от пиршества.

— Видел? — и перепугано, и недовольно посмотрел предводитель посольства на Коментиола. — Они же что-то затевают или затеяли уже и ждут удобного случая, чтобы прогнать нас, как бродячих псов. Нужно идти и добиваться встречи с каганом.

— Только не сегодня, Элпидий. Раз накрыл столы, садись и трапезничай, во всяком случае, делай вид, будто не опечален тем, что отказались. Думаю, именно этим и поймаем его рано или поздно.

Больше не обращал уже внимания на сидение посла. Снял с себя парадное одеяние, облачился в обычное и сел за трапезу. Один день пил, и веселился, и ходил по стойбищу аварскому или улицам Анхиала и второй тоже. Казалось, и не обращал внимания на то, что ходит между супостатов. Одних только приглашал разделить с ним застолье, с другими и делил его. Аж пока не напомнили:

— Завтра будьте у кагана, — сказали. — Предпочитает выслушать вас, ромейских послов.

Коментиол был, пожалуй, изрядно опухший с перепоя, каган не на Элпидия, на него смотрел и смотрел.

— Сказали мне, что ты императорский стратег?

— Истину сказали.

— И вместе с тем — посол?

— Нет, достойный предводитель, не вместе с тем. Сейчас только посол.

— Почему так? Почему с легионами вышел против меня?

Чувствовал, злорадствует Баян, однако не стал отвечать тем же. Прикинул в уме, чем закончится ромейское посольство у аваров, если даст сердцу волю, и признал целесообразным свести на шутку.

— Потому что множество нас, стратегов, у императора, а легионов мало.

Каган воспринял по-своему и убрал бодряще-веселый вид.

— Это мне нравится. Ей-богу, чуть ли не впервые встречаю посла, который не скрывает истины. Поведай тогда, муж достойный, с чем пришел к нам?

Коментиол не переставал выдавать себя за добродушного.

— Да все с тем же. Василевс расстроен несогласием между империей и аварами и хочет знать, почему это произошло, как могло произойти? Вон, сколько лет жили в согласии и взаимной выгоде, сколько супостатов угомонили, соединяя силы. Теперь — раздор, каган поднял турмы и повел их против повелителя и благодетеля своего, императора Византии. Почему так?

Те, которые знали Коментиола, знали и то, что в велеречивости ему не откажешь. Если не останавливать, будет говорить и говорить. Но на этот раз и он вынужден был умолкнуть: кагану не понравилось что-то в речах его.

— А император не знает, почему произошел раздор?

— К нему всякое доходит, — уклонился Коментиол и не стал говорить то, чего ждал Баян. — Потому и прислал нас, послов своих, чтобы услышали причину раздора из уст твоих.

— Мог бы и не слать, если так. Элпидий заметил: Коментиол заколебался, пора прийти на выручку, и не замедлил подать голос.

— Мой советник и друг в делах посольских не все тебе сказал, предводитель. Мы не только затем встали перед твои глаза, отнимая у тебя время, чтобы узнать причину раздора. Нас прислали сюда положить конец несогласию и походу, который вызвали разногласия. Ну, а кто, обладая такой значимой обязанностью, начинает разговор с конца? Должны знать, прежде всего, причину раздора.

Баян все еще ворочался, видно, тесно ему в его великоханском кресле.