Лихо

— Мы ничего не обсуждаем, — сказал папа. — А смотрим на ваше неадекватное поведение. И фиксируем. Там комментарии, кстати, пишут?

— Какие комментарии? — спросила Катя. — Вы прямо в «Интернет» показываете?

Они посмотрели на нее насмешливо.

— Это называется «стрим». У нас свой блог. Довольно популярный. Сто пятьдесят две тысячи подписчиков. И мы развиваемся.

— Пишут, — сказала мама.

— Почитай.

— Ну, тут неприличное.

— Скажи, скажи…

— Пишут, что она похожа на выдру. А еще советуют написать заявление в полицию, в РОНО, вызвать психиатра. А еще подать в суд за дискриминацию. Тут адвокат Белецкий даже предлагает составить заявление.

— Михаил Абрамович? Это интересно. Стоит подумать.

— Вы бы лучше думали, когда называли сына в честь самого страшного преступника! Вот когда надо было думать! Вот когда! — закричала Катя.

— Что вы несете? — сказал папа. — Какой преступник? Мы назвали нашего сына в честь художника.

— Ах, художника?! Никому этот художник не интересен!

Катя привстала, но тут же села. Память в смартфоне закончилась. И запись остановилась. Она отложила его, расстегнула верхнюю пуговицу блузки, взяла лист, разрисованный цветками, человечками, геометрическими фигурками, и стала им обмахиваться.

— Этого художника знает весь мир, — сказал папа. — Вы бы не выпячивали свое невежество.

— Конечно, весь мир знает, конечно уж, — сказала Катя. И несколько раз повторила: — Конечно, конечно, конечно. Ага. Кто бы сомневался.

Она качала головой, вздыхала, бормотала, но потом все-таки взяла себя в руки.

— Одно удивительно! Как в ЗАГСе могли такое имя зарегистрировать?! Как?! Неужели ни у кого даже вопросов не возникло?

— Проблем не было, — сказал папа. — Может быть, потому, что у них там с головой все в порядке?

— Не смейте меня оскорблять! — крикнула Катя и кинула лист.

Он плавно опустился папе на колени.

— Я же не сказал, что у вас с головой непорядок. Это было абстрактно. А вы почему-то на свой счет приняли. Странно.

— Разве странно? — сказала мама, ухмыляясь во всю рожу.

Папа взял лист, оглядел и вслух прочитал:

— «Здравствуйте! Меня зовут Катерина Дмитриевна Жукова, я заведующая детским садом. Мне бы хотелось поговорить о вашем сыне». Да вы подготовились! А рисунки симпатичные. У вас неплохие задатки. Развивать не пытались?

Катя сомкнула челюсти, чтобы не расплакаться. Лицо ее слегка вздулось и покраснело.

— Ладно, — сказал папа.

Положил лист на стол и отряхнул руки.

— Пойдем?

— Подожди пару минут, — ответила мама.

Она слегка приоткрыла рот. Глаза горели от любопытства. Кажется, она хотела снять, как чокнутая заведующая заплачет. Катя обратила внимание на канцелярские ножницы. Если их незаметно стащить под стол и слегка воткнуть в ногу, желание плакать тут же пройдет. Проверенный способ. Вот только жалко новые колготки. Однако от этих мыслей Катя немного успокоилась. Разжала зубы. Через силу улыбнулась. Подлая слезинка выкатилась и побежала по щеке. Катя торопливо вытерла ее.

— Жаль, что у нас не получилось конструктивного диалога, — сказала она.

Удивительно, но голос у нее не дрогнул.

— Почему не получилось? — ответил папа. — Вполне получилось. А то, что вы не смогли своего добиться, это другой вопрос.

Катя покачала головой:

— Мир свихнулся. Непонятно, что у людей в головах.

— Тут мы с вами согласны.

— Не могу даже представить, что может заставить назвать ребенка таким именем?

— Любовь, — сказала папа, вставая. — Что же еще?

Он распахнул дверь. Послышался глухой стук. Чертыхнувшись, он вышел. Мама сунула смартфон в сумочку и поспешила следом. В кабинет, потирая висок, зашла Лидия Андреевна.

— Простите, Катерина Дмитриевна, — сказала она. — Решила вот узнать…

— Что узнать? — спросила Катя.

— Как все прошло?

— Понимания я не встретила.

— Ах вот так, да? Что делать будем?

— Я подумаю.

— Может, суд все-таки?

— А вы готовы взять на себя ответственность?

Лидия Андреевна отвела взгляд:

— Ну, я же просто предложила…

— Понятно.

— Я тогда пойду.

— Постойте. Погодите. Послушайте. А вы уверены?

— В чем, Катерина Дмитриевна?

— В имени мальчика. Вы уверены, что его зовут так, как вы мне сказали? Это не может быть ошибка?

— Так ведь все знают. Ну не все прямо. Но многие. И Маша. И Лариса Станиславовна. И Виктория Алексеевна. Я пойду, Катерина Дмитриевна. Работы по горло.

И вышла.

Катя выглянула в окно. Вспомнив про сообщение, открыла мессенджер и включила воспроизведение. Зазвучал мамин взволнованный голос:

— Катенька, я заходила сегодня, хотела Валерика увидеть. Твой меня пускать не хотел. Я же по-хорошему стараюсь… Разговора не получается. Чуть что, он орать начинает. Валерик весь нервный. Ну что это такое? Сколько это будет продолжаться? Ведь это же не дело. Все неправильно, не по-людски. Работать он собирается? Или ты как лошадь будешь до старости? У меня душа болит. Он же не слушает, не понимает… Катя, бери Валерика, переезжайте ко мне. Послушай, я плохого не посоветую. Сама увидишь, так лучше будет…

По дорожке шли Молчановы и вели мальчика за руки. Катя достала платок и вытерла текущий нос.

— Катя, но я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Я тебе спою. Чтобы ты улыбнулась. Послушай: