Лихо

— Да нет же! — Он подскочил. — Какой к черту текст? Здесь не должно быть текста. Это пауза! И я ни разу не моргнул!

Катя не знала, что сказать.

Но зато Валерий-старший каждое утро отводил в школу Валерия-младшего, а днем забирал домой. И даже не забывал разогреть суп и покормить сына.

Она ему позвонила.

— Как дела? Дома все хорошо? — спросила Катя.

— Да дела-то как будто хорошо, — сказал Валерий. — Но я опять имел неприятный разговор с твоей мамой.

Он замолчал. Катя тоже молчала, дожидаясь, пока он продолжит. Он не продолжал. Она вздохнула и спросила:

— О работе?

— В точку! О работе! Как будто я не работаю! А если бы не работал, то даже тогда не пошел бы к ней подчиненным.

— Я все знаю. Давай не будем на эту тему. Валерик чем занят?

— Мы пообедали. И я отпустил его поиграть в футбол на площадке. Он там с мальчишками.

— Ты за ним смотришь?

— Да, разумеется. Я прямо сейчас стою у окна. И машу ему рукой. А он машет мне в ответ.

Катя улыбнулась:

— Ладно. Хорошо. Слушай, я хотела кое-что спросить. В дверь осторожно, будто боясь, что она развалится от малейшего прикосновения, постучали. Потом появилась голова Лидии Андреевны.

— Поговорим вечером, — сказала Катя. — Целую.

— И я, — отозвался Валерий.

Она нажала отбой.

— Простите, что отвлекаю, Катерина Дмитриевна.

— Вы не отвлекаете. Что-то случилось?

— Мне пришла в голову идея.

— Присядьте.

Лидия Андреевна села.

— Насчет Гиги? — спросила Катя.

— Да, да, насчет Гиги.

— Говорите.

— Давайте устроим над ним суд, — сказала Лидия Андреевна. — Понарошку, понимаете? А дети примут участие. Такой детский Нюрнбергский трибунал.

— Детский трибунал над детским Гитлером? — сказала Катя и вдруг почувствовала себя полной дурой из-за того, что это произнесла.

— Да. Сделаем такое представление.

— А потом понарошку его повесим? — спросила Катя. — Или расстреляем?

— Нет, Катерина Дмитриевна, это перебор, конечно. Суд его приговорит стоять в углу. Недолго. Полчаса, например.

— Да, Гитлеру такой приговор понравился бы, — сказала Катя. — Лидия Андреевна, а зачем это все? Что нам это даст?

— Во-первых, мы объясним Гиге, кто такой Гитлер, что он плохого сделал и почему ему нужно отказаться от своего имени. После этого он попросит родителей дать ему другое имя. Например, Саша или Дима. А во-вторых, мы перед РОНО оправдаемся.

— И вы считаете, пятилетний ребенок что-то поймет?

— Мы подготовимся. Будем убедительны.

— Покажем фото трупов из концлагерей, да? Кинохронику блокадного Ленинграда, правильно?

— Ну, это тоже перебор, возможно, — сказала Лидия Андреевна. — Надо все четко продумать.

— Простите, конечно. Но это безумие, — сказала Катя. — Вы только вдумайтесь, что вы предлагаете.

— Ничего безумного тут не вижу, — поджала губы Лидия Андреевна. — Между прочим, в позапрошлом году соседи наши на девятое мая сделали постановку о подвиге Александра Матросова. И получили от РОНО грамоту. А мальчика, который играл Александра Матросова, пригласили потом на кремлевскую елку.

— Я надеюсь, того мальчика, который изображал пулеметчика, не расстреляли?

— Шутите?

Катя закрыла глаза и загадала, чтобы происходящее обернулось сном. Потом открыла. Лидия Андреевна с любопытством ее разглядывала.

— Об этом не может быть и речи, — сказала Катя. — Точка.

— Ну, как скажете. Только других идей у меня нет. А этот вариант, мне кажется, прекрасно всех устроит. Ну, либо продолжим делать вид, что все в порядке.

— Почему всегда приходится выбирать между плохим и ужасным? — вздохнула Катя.

— А мне, наоборот, кажется, что оба варианта неплохие. Даже хорошие.

— Я подумаю, Лидия Андреевна, и приму решение.

Когда старший воспитатель вышла, Катя позвонила Маше.

— Слушаю внимательно, — ответила та.

— Гигу еще не забрали?

— Да рановато. Обычно около пяти приходят.

— Когда придут, попросите, пожалуйста, зайти в мой кабинет — маму или папу, не важно. Смотря кто придет.

— Ладно, скажу, — ответила Маша и отключилась.

На часах было начало четвертого. Катя понятия не имела, как построить разговор с мамой или папой Гиги. Оставалось почти два часа, чтобы это придумать. Она взяла чистый лист и написала: «Здравствуйте! Меня зовут Катерина Дмитриевна Жукова, я заведующая детским садом. Мне бы хотелось поговорить о вашем сыне». Но больше в голову ничего не пришло. Чтобы успокоиться и собраться с мыслями, Катя изрисовала лист цветками, человечками и геометрическими фигурками. Рисовала она неплохо. Только это никак ей не помогло.

Ровно в пять часов в дверь коротко и громко постучали.

— Прошу, входите, — сказала Катя.

Она попыталась приветливо улыбнуться. Распрямила и без того прямую спину. Положила руки перед собой на стол. В кабинет вошли двое — мужчина и женщина. На вид им было лет по тридцать. Он темноволосый, в белой рубашке с подвернутыми рукавами и с застегнутой верхней пуговицей. Действительно, симпатичный. Она в джинсовой куртке, короткой юбочке и массивных белых кроссовках.

— Няня сказала, что вы хотите поговорить с нами, — сказал он.

— Присаживайтесь, — ответила Катя.

Они сели напротив. Она осматривалась. Он внимательно чуть-чуть исподлобья глядел на Катю.