Лихо. Медь и мёд

Юрген лежал и принюхивался. Не заметил, что сам вдруг начал колдовать – так, как из учеников Йовара умел только он. Выделил из всех запахов этот колдовской дух, потянул к себе мысленно, словно путеводную нить.

Ничего опасного он не учуял, но всё равно сел и легонько махнул пальцами у носа. Из любопытства. Или ради самоуспокоения.

– Ты что делаешь? – буркнула Чарна, приоткрыв глаза.

– Ничего. – Юрген обернулся. – Спи.

Запах, за который он так зацепился, обрёл для него цвет и вкус. Дымно-горький, серебряный, он вился к могиле матери Чеслава – значит, колдовали прямо у неё. Юрген подполз ближе, чувствуя себя шкодливым ребёнком.

В его обострившемся сознании почва была пресной, а трава – прозрачной: чары ушли не в них. Но избушка-домовина на свае выглядела плотной, окружённой нездешним сиянием.

Юрген поднялся и отряхнул ладони. Осторожно обошёл могилу, приблизился к домовине у её изголовья – он крался по-охотничьи, будто боялся спугнуть дичь.

– Эй, – свистнула Чарна. – Ты чего дурачишься?

Юрген в двух словах объяснил, что ловил призрак чужого колдовства. А чтобы определить, что это за колдовство, его нужно было повторить.

Чарна вскочила на ноги и бросилась к нему.

– Ты дурак?! – зашипела, как рассерженная кошка. – Далось тебе это колдовство! Снова думаешь, что твой Чеслав руку приложил?

– Тише, – попросил Юрген, смотря на могилу.

Путеводная нить убегала внутрь домовины, в прорезь для подношений. Скручивалась там, как змеиный клубок, – Юрген заглянул, прицелился.

– А если кто мертвецов тут поднимал?!

– Не боись. – Юрген выставил вперёд указательный палец, стараясь не дышать. – Не поднимал.

– Да в Вольных господарствах в каждом комке земли – колдовство!..

Юрген не стал объяснять, что чары это нестарые и безобидные. Плавно покачнулся и сомкнул вокруг нити кончики пальцев. Та попыталась выскользнуть, как угорь, – забила светящимся хвостом и принялась расслаиваться на ощущения, но Юрген оказался проворнее.

Он перехватил дух чужого колдовства, словно верткую рыбу – за жабры. Тот начал таять прямо в его руках, но прежде чем свет прошёл бы сквозь пальцы, Юрген ловко закрутил его в спираль и потянул за себя. Ниточка дрогнула, вытянулась со щелчком – и колдовство повторилось.

Юрген отшагнул назад.

В избушке-домовине – там, куда близкие обычно складывали для покойников сладости, – горел огонь. Бездымный, серебряный, не способный поджечь дерево – заклятый из лунного света.

Сознание Юргена прояснилось от чар, но горло спёрло, а перед глазами замелькали мушки.

– Что произошло? – Чарна заглянула ему в лицо. – Это что такое?

Юрген положил кулак на грудину и заставил себя вдохнуть.

Это, мог бы сказать он, поминальный огонь. Который некто зажёг чарами на могиле матери Чеслава полгода или год назад – может, как раз осенью. В день почитания мёртвых.

Но Юрген ничего не сказал. Не хватило ни сил, ни воздуха.

Он лишь оглянулся на лес – будто опасался, что за ним всё это время наблюдали из глубокой темноты.

Глава XI. Двор Лиц

Ольжана сидела на внутреннем дворике корчмы, в тени навеса. Деревянные балки оплетали цветы – запах стоял изумительно-душистый и летний.

– Ай, Лале-Лале, – засмеялась она, сжимая в руках кружку. – Ну вы теперь такой щёголь. Глаз да глаз нужен, а то украдут вас в Тачерате.

Лале скривился – но гримаса вышла шутливой. Не то что прежде, когда настрой у него был посерьёзнее.

– Издеваетесь, – вздохнул он и сел за стол напротив.

Они заночевали в предместьях Тачераты – самой юго-западной столицы Вольных господарств – и, не сговариваясь, с утра придали себе надлежащий вид. Ольжана решила, что для Тачераты не сгодятся её косынки, и просто заплела волосы в причёску-корзинку. Надела лучшие и самые «западные» из своих одежд – некогда Тачератское господарство принадлежало Савайару, и мода тут осталась особая, савайарская. Платье, которое Ольжана купила для сегодняшнего дня, – чудного медового цвета – здесь называлось гамуррой. На лифе, скроенном отдельно от юбки, – короткая шнуровка. Рукава у локтя были разрезаны поперёк, половинки соединялись лентами, и теперь, когда Ольжана сгибала руки, на её локтях причудливо выступала нижняя белоснежная рубашка. Да, было до слёз жаль тратиться на новый наряд, но не покажется же Ольжана пану Авро в заношенных одеждах?..

Лале привёл в порядок свою неухоженную щетину и теперь выглядел как причитается. Слегка, на вкус Ольжаны, по-пиратски – она видела картинки с хал-азарскими пиратами в книжках Хранко. Она отметила, что Лале бережно укоротил отросшие волосы – она почти всегда это замечала, – но восторгалась не этим.

Впервые за всё время путешествия Лале появился не в одном из своих подрясников. Одежда на нём была по-прежнему чёрная, башильерская, – а всё же не такая. Напоминало одеяние брата Бриана и брата Амори – нездешнего кроя. И было видно, что это для Лале не повседневный и не дорожный наряд – либо новый, либо праздничный. Ткань была по-летнему тонкая, гладкая, не на первом перевале за бесценок купленная.