Лихо. Медь и мёд

Ольжана выспросила, что это называлось сутаной – её носили клирики Иофата, Савайара и небольшой западной части Вольных господарств. А в родной стране Лале обычно подстраивался под местных черноризцев, которые частенько меняли под себя традиции правильных иофатских манитов.

– Ну красиво, – оценила Ольжана со знанием дела. – Любо-дорого посмотреть.

– На меня-то? – усмехнулся Лале. И всё же после того, когда он, сморщившись, махнул рукой, на его лице мелькнула трогательная мальчишеская улыбка. – Жестоко так льстить, госпожа Ольжана.

В ответ та только пожала плечами. Ей было любопытно, почему Лале не надел сегодня башильерский знак, и Лале пояснил: братья его ордена – редкие и не самые желанные гости в здешних краях. Тогда Ольжана попросила его больше рассказать о Дворе Лиц и пане Авро, и Лале согласился. Начал за завтраком – издалека, про сам город, – а продолжил, как обычно, уже в дороге: в Тачерату во времена правления короля Готфрида Скорбного, ненавистника ведьмовства, бежали целые чародейские роды из Иофата и зависимого от него Савайара, тоже занявшегося огнём костров. Эти роды были знатными и древними – до поры они умудрялись жить в своих землях, а как случилась беда, перебрались под крыло пана Авро.

– Тачерата, – говорил Лале, – это отдельное царство. Оплот чародейства. Но не думайте, что это место воплощённого блаженства. Савайарские и иофатские чародеи горды и любят интриги. Многим из них до сих пор тяжело смириться с тем, что в Тачерате действительно правит пан Авро, а не господарь и совет его вельмож. Сейчас пан Авро постарел, начал больше ценить отдых и всё чаще предпочитает оставаться в тени – а за него эту партию, как по нотам, играют его марионетки.

Ольжана слушала, не перебивая.

– Сейчас, – продолжал Лале, – некоторые из пришлых родов особенно жаждут избавиться от его влияния, но пан Авро – исключительный человек. Тачерата – его детище. Он много лет ловко управляется с этим кипящим котлом из богатства, козней и чародейского искусства.

– В кого он превращается? – спросила Ольжана. – Я слышала… разное.

Мимо кибитки плыли тачератские поля – ровные пшенично-жёлтые квадраты, разбавленные зелёными, свежими. Ольжана видела круглые стога сена, оставленные фермерами на земле, и любовалась холмами, укрытыми утренней солнечной дымкой. Местами вспыхивали поляны диких цветов – лиловых, розовых и жёлтых.

– Вопрос любопытный. – Лале хитро улыбнулся. – Это ведь один из ваших чародейских законов, да? Колдун обретает свою оборотничью форму в день первого превращения, и эта форма остаётся с ним на всю жизнь.

– Есть исключения. – Ольжана поправила полог кибитки. – Дочь господина Грацека, Кетева, раньше превращалась в белую пуночку. А после того, как поучилась у госпожи Кажимеры и повредилась рассудком, стала чёрной галкой. – Она посмотрела вдаль. – Жуткая история. Насколько нужно потерять себя, чтобы даже оборотничья форма изменилась?..

– А пан Авро, – Лале взмахнул рукой, – наоборот, себя нашёл. Говорят, в юности он превращался в какое-то земноводное. Может, лягушку или жабу… Чародеи Двора Лиц часто превращаются в земноводных или пресмыкающихся – а также в разных созданий, которые сбрасывают кожу или панцирь. Но в одном из своих путешествий молодой пан Авро увидел варана. Это… можно сказать… огромная ящерица.

Ольжана нахмурила брови.

– И что он с ним сделал?

– Ничего. Но вылепил создание по его образу и назначил его своим оборотничьим телом.

– Как это возможно? – Ольжана сильнее выглянула к Лале наружу. Она снова сидела внутри кибитки – не хотела, чтобы на новое платье летела дорожная пыль.

Лале повернулся к ней и предположил с заговорщицкой улыбкой:

– Думаю, это колдовство.

– Очень смешно. – Ольжана слегка закатила глаза. – Но чародей не может колдовать, если он в оборотничьем теле. Как пан Авро всё это устроил?

– Долепил фигуру из тканей, вытянутых из волшбы, а когда превратился, срастился с новой кожей. – Лале пожал плечами. – Но это то, что знаю я. Можете спросить у пана Авро при встрече – наверняка он охотно поделится с вами тонкостями этой, без сомнения, необходимой вам техники.

Ольжана отодвинулась.

– Это была ответная острота? – уточнила она.

Мол, зачем Ольжане подробности, раз её сил и знаний всё равно не хватит на то, чтобы постичь такое колдовство?

– М-да, Лале. – Она издала смешок. – А порой вы та ещё язва. Не думали, в кого бы превращались, если бы были чародеем?

Лале качнул подбородком.

– В церковную мышь.

– О нет. – Она устроилась поудобнее, полубоком, рассматривая блестящую лошадиную спину. – Ещё предположения?

– В храмовую крысу. Грязную такую, с откусанным хвостом.

Ольжана вздохнула.

– Мне кажется, вы совсем себя не знаете. – Она скрестила руки на груди и принялась изучать повёрнутую к ней половину лица Лале. Рваные шрамы бежали со щеки на угол челюсти и – через висок – на часть лба. Один из шрамов обрывался прямо у горбинки на носу. – Я бы сказала, что вы не мышь, а…