Лихо. Медь и мёд

Долго думала, спрашивать ли у Лале. В конце концов решила: не стоит. Как начнёт объяснять, так потом не заткнёшь, – да и какая, в сущности, разница? Строят и строят. Нравится, наверное, западным господарствам посматривать на Иофат.

День клонился к вечеру. Солнце – медово-охряное – золотило колокольню, башню с часами и хорошенькие домики. Ольжана облокачивалась о перила и смотрела на зелёную речку, с наслаждением слушая, как шумели разбитые на мосту лавочки. Ольжану успокаивал мирный гул человеческой жизни. Всё же хорошо, что они с Лале остановились в этом городке, а не поехали дальше до темноты. Они оставили кибитку на постоялом дворе и вышли посмотреть, чем живут местные, – Ольжана даже не догадывалась, что ей так не хватало обычных прогулок.

Она развернулась, прислонилась к перилам спиной. Отряхнув руки, принялась рассматривать шатры и прилавки: Ольжана уже успела немного поболтать с торговками и поизучать их товары – простые и пёстрые, съедобные и не только; это занимало её больше, чем разговоры Лале об устройстве ордена. Но из вежливости она задавала вопросы. На этот раз мимоходом спросила, что за прецепторию он упомянул, когда надеялся отвадить тех ублюдков с большака.

– …В горах Кубретского господарства много тихих монастырей, – рассказывал Лале. – Монахи спокойно уживаются рядом с Горестным двором – дороги там крутые, путь долгий, так что это соседство необременительно. Вот и мой орден…

Раздался возглас – будто звали кого-то. Лале запнулся.

Ольжана любовалась тем, как над текстильной лавкой колыхались флажки, и не сразу сообразила, что Лале замолчал. Она повернулась к нему.

– Что случилось?

Лале, близоруко сощурившись, вглядывался в людей на мосту. Потом сказал фразу на неизвестном Ольжане языке – наверное, ругательство.

– Ведите себя спокойно, – произнёс он. – Вы – моя двоюродная племянница, ну вы помните. Что бы ни случилось, не бойтесь. Он не причинит вам вреда.

И Лале приветственно махнул рукой.

Ольжана забеспокоилась. Попыталась разобраться, кого он увидел, но не успела – в её поле зрения ворвался мужчина в чёрном одеянии. Вынырнул из-за молодой парочки, оказался прямо перед ними.

– Ф’рате Лаза’р![1] – просиял он, хлопая Лале по плечу. И продолжил нести звонкую тарабарщину.

Мужчина был молод – на взгляд Ольжаны, лет двадцати восьми; крепкий, коренастый и светло-рыжий. Правда, волосы у него были сильно подстрижены – куда короче, чем у Лале. Лицо было крупное и красивое, с ровным прямым носом и серыми глазами.

Одеяние его очень напоминало подрясник Лале. И на груди висел башильерский знак.

Ольжана сглотнула.

Мужчина улыбнулся, кивнул в её сторону.

– Сеньо’ра не иофатка? – уточнил он с ощутимым иноземным произношением. «Р» у него был мягкий, мурлычуще-картавый.

Ольжана потерялась и чуть не захохотала от напряжения – называть её сеньорой было даже нелепее, чем госпожой.

– Нет, – ответил Лале. – Ольжана из этих краёв.

– О-о, – протянул башильер весело. – Понимаю! Удивлён и ‘рад видеть тебя с женщиной, б’рат Лаза’р.

Лале принялся рассказывать историю про их родство, но башильер заулыбался пуще прежнего и замахал руками.

– Б’рат Б’риан, – представился он. – Сеньо’ра знает иофатский? Нет? Не ст’рашно. Я буду гово’рить на её языке.

– Мой товарищ из ордена, – объяснил Лале, пытаясь скрыть неловкость. – Мы не встречались лет…

– Посадил всё з’рение за книжками, ха? Так пытался меня ’разглядеть!.. – Бриан чуть наклонился к Ольжане. – Мои глаза видят ясно, потому что любят смот’реть на молодых женщин, а не на ста’рые бумаги.

Это прозвучало не скабрёзно, а насмешливо-мягко, но Ольжана всё равно была в замешательстве.

– Кажется, напугал твою сеньо’ру, Лаза’р. – Бриан покачал головой. – Что же, я такой ст’рашный?.. – Он почесал шею и сделал вид, что задумался. – Ха! Не бойтесь. Я не осуждаю своих б’ратьев за… как сказать…

Ища слова, он погладил гладко выбритый подбородок – и Ольжана заметила, что на его пальцах не было перстня.

– …за в’ремя, кото’рое они п’роводят в компании сеньо’р.

– Она моя двоюродная племянница, – напомнил Лале, но Бриан отмахнулся, подмигнул. Что-то быстро сказал по-иофатски.

Ольжана вздохнула и расправила плечи. Молчать дальше казалось неприличным.

– Вы хорошо говорите на господарском, – похвалила она.

– Сеньо’ра слишком доб’ра. – Когда Бриан улыбался, на его щеках появлялись ямочки: так он напоминал большого ребёнка. – Я давно учу ваш язык, но не скажу, что мне легко. Сейчас я служу здесь… С б’ратом Амо’ри, Лаза’р, он здесь на п’равах…

Рассказать о сане башильера ему оказалось слишком сложно – Бриан, будто извиняясь, развёл руками и объяснил Лале на иофатском.

– А я ему помогаю, – добавил радостно. – Веду дела, ’разбираю… как же… тяжбы?

– Вам тут нравится? – спросила Ольжана.

Бриан гоготнул.

– Нет. Мне н’равится в Иофате. Но это лучше, чем Хал-Аза’р.

– Брат Бриан жил в Хал-Азаре года два, – пояснил Лале.