Лихо. Медь и мёд

Бриан, бурчащий – мол, ну что за место досуга? – шёл первым. Он остановился у порога, привычным движением коснулся межбровья двумя пальцами. Затем коснулся груди – там, где сердце, – и потянулся к руке из чёрного железа: на колонне слева у входа темнел отпечаток большой ладони.

Брат Амори остановился, равнодушно глянул на Ольжану. Сделал жест, предлагая ей пройти вперёд.

– Ты выглядишь удивлённой, – заметил он. – Никогда не видела, как человек входит в дом, где чтят Длани?

Ольжана судорожно выдохнула.

Видела бы, не пошла.

– Ну, монсеньор, вы же знаете эту страну. – Лале встал у колонны. – В наших краях ведут себя совсем по-другому, а Ольжана впервые на западе. Идём, я объясню.

Она повернулась к Амори спиной, неуверенно шагнула к Лале. Насупилась – вы что, возопила она мысленно, совсем сбрендили?.. Но лицо Лале осталось приветливо-невозмутимым.

– Ближе, – сказал он, подковылял чуть вбок. – Между бровей… у сердца… вот так. Касаться символа лучше там, где у ладони середина. Давай покажу.

Он перехватил пальцы Ольжаны поперёк, поднёс их к знаку. Ольжана ощутила жар, но боли не было – как если бы она просто приблизилась к пышущей печке. Она не могла разглядеть, что происходило за их руками, но догадалась: железной пластинки коснулись кончики пальцев Лале. Её руку он держал расслабленно-мягко, словно на самом деле только направлял, – но свои пальцы подставить успел.

– Быстро отдёргивать не стоит, – объяснял Лале. – Ты же никуда не торопишься. Хорошим тоном, – он выпустил её руку, перевернул ладонью вверх, – считается сделать вот так. Раскрыть ладонь после того, как коснёшься символа. В знак чистоты помыслов.

Кожа Ольжаны была розовой, не тронутой чернотой от железа.

– Проходи. – Лале указал в глубину церкви.

Ольжана боялась, что Амори велит ей проделать всё самой, без помощи Лале. Поэтому решила – надо болтать без умолку. Это рассеет внимание.

– Ух ты, – произнесла она восхищённо. – Как любопытно. Почему у нас так не делают? Это так здорово! – Подхватила юбки, шагнула через церковный порог. – Ого! Какая красота! Очень, очень красиво!..

Внутри действительно было впечатляюще – жаль только, что Ольжана не могла спокойно наслаждаться видом. Белый каменный зал, почти пустой, не считая нескольких черноризцев в алькове. Длинные прямоугольные окна – в сине-карминовых витражах. Они не светились, как днём, но бликовали от горящих свечей.

У входа, перед скамьями, Ольжана увидела неглубокий круглый фонтанчик. Крохотное озерцо, дно которого усыпали монетки. В середине фонтанчика, на каменном постаменте, замер Перст – юноша, держащий пику. Но Ольжана не поняла, кто именно это был. Она оглядела фонтанчик и удостоверилась, что нигде не торчало чёрное железо; присела на низкий бортик.

Пусть она побудет здесь, в углу, пока башильеры разговаривают. И её никто не тронет.

Бортик был приятно-прохладным. Монетки на мозаичном дне поблескивали, как крохотные рыбки. Ольжана вытянула ноги и принялась разглядывать витражи, сводчатый потолок и вишнёвую драпировку над альковом. Башильеры прошли дальше, к скамьям, – до Ольжаны гулом доносились их негромкие голоса. Они здоровались с местными черноризцами и разговаривали друг с другом на смеси иофатского и господарского. На господарском – уж точно не из уважения к ней. Возможно, Амори знал господарский лучше, чем Лале – иофатский.

Ну надо же, мысленно хмыкнула Ольжана. Башильерский дознаватель с помощником. Цепь на его шее, похоже, тоже дознавательская – видели бы её сейчас Бойя с Юргеном!.. Сидит в церкви с тремя башильерами, бултыхает в воде кончиками пальцев. Да, отметила она тут же, на её руки, конечно, без слёз не взглянешь… Из-за переживаний все ногти себе обломала…

А была бы на её месте панна Ляйда, то, наверное, не боялась бы. Если не чудовища, то хотя бы башильеров. И говорила бы с ними не как деревенская дура. Держалась бы статно и гордо. Может, смеялась бы и очаровывала, а не так, как Ольжана. Глупая, неловкая… Была нелепой девочкой – куда ни шло. Но ведь выросла, а такой же и осталась…

Она думала и думала о своём. Рассматривала витраж напротив: на нём был человек в доспехах. На другой стене – Ольжана изогнулась, чтобы увидеть, – девушка в платке, повязанном на западный манер. У их ног потрескивали свечи.

Красиво.

Знать бы ещё, кто это. В Вольных господарствах Перстов насчитывали больше, чем пальцев на руке, – и в каждых землях были свои герои. Поэтому иофатцы брезгливо относились к их верованиям: сколько нового нагородили!.. Ольжана сидела и размышляла. Отыскала на дне кармана монетку, бросила её в воду – раздался весёлый «бульк». Полезла искать монетку в другом кармане.

– Сеньо’ра щед’ра.

Ольжана вздрогнула.

– Брат Бриан, – сказала она с укором, – вы уж подходите как-нибудь погромче.

Бриан посмеялся, сел полубоком на угол ближайшей скамьи.

– Почему вы не там? – Ольжана вытянулась, кивнула на далеко сидящих Амори и Лале.

– Загово’рили о скучном, – признался он. Положил локоть на спинку скамьи, подпёр щёку кулаком. – Вам тоже скучно?