Лихо. Медь и мёд

– Зачем тебе это? – удивился Юрген. – В этом путешествии нет для тебя ничего хорошего. Я то тащу тебя к Кажимере, то покупаю вино, от которого тебе плохо.

Небеса, неужели он правда верит в её беспамятство от этого вина?..

– Йовар не будет с тобой строг. – Юрген запустил пальцы в волосы. – Хранко считает меня помешавшимся дураком, и может быть, он прав. Но я буду продолжать поиски. Буду вынюхивать всё, что поможет мне разобраться – наверное, это глупо, наивно и бестолково. Что ж теперь. У каждого свой путь. – Он толкнул камешек носком. – Что тебя тут держит?

Ты, могла бы ответить Чарна, но промолчала.

– Что ты будешь искать? – спросила она, скривившись. – Или кого? Ольжану?

По его лицу скользнула тень, и Чарна поняла: нет, не её.

– Чеслава, которого Йовар убил пятнадцать лет назад? – Произнесённая вслух, мысль стала ещё более безумной. – Юрген, без шуток… – Чарна слегка наклонилась вперёд. – Кажимера ничего не повредила, пока лазила в твоём разуме?

Юргена передёрнуло.

– Я просто хочу проверить, ясно? – сказал он с раздражением. – Если он мёртв, я хочу в этом удостовериться. Если кто-то так успешно выдаёт себя за Чеслава – или просто за чародея Дикого двора, – я хочу познакомиться с этим кем-то. Не думаю, что Кажимера подделывала свои воспоминания – какой смысл, если она собирается показывать чудовище в Тержвице?

Снова воцарилась тишина – только костёр трещал.

Никто бы на это не согласился, поняла Чарна. Ни Бойя, ни Якоб, ни Ольжана. Никто бы не стал волочиться за Юргеном по Вольным господарствам, пока тот пытался отыскать неизвестно чей след. Кому охота бегать по весенней распутице в оборотничьих телах, толкаться в переполненных тавернах и ночевать в лесах под открытым небом?

А вот она, Чарна, – дура дурой! – соглашается. Снова.

– Хранко прав, – уронила она, коря себя за слабость, и глупую надежду, и невзаимную влюблённость, которую сейчас, как ребёнок, пыталась спрятать за грубыми словами. – Ты совсем плохо соображаешь. Но Йовар тобой дорожит, поэтому тебя нельзя оставлять одного.

Она указала на котелок.

– Давай ешь уже. И пойдём спать. – Пододвинулась, освобождая место рядом с собой. – Завтра разберёмся, что к чему.

* * *

«Если подозреваемую в колдовстве не жжёт чёрное железо, дознавателю надлежит использовать чистый огонь. Это единственное средство, способное уличить подозреваемую в менее грубых (но оттого не менее извращённых) видах колдовства. Чистый огонь отметит даже ту ведьму, которая не умеет превращаться в животное, но использует проклятия и наговоры…»

На полях страницы с печатным текстом – заметка, выведенная странным почерком: таким прыгающим и корявым, точно писарь впервые взял в руки перо. Ольжана попыталась разобрать слова по буквам, но у неё ничего не вышло. Она даже подумала, что это другой язык, но нет – неуверенные чёрточки складывались в отдалённо знакомую картину.

– Слушайте. – Она вздохнула и заложила страницу пальцем. – Иофатцы, значит, изобретают печатный станок. Распространяют эти вот книжки для охотников на ведьм – даже на господарском языке! – чтобы как можно больше людей их прочитало. Но мне всё равно приходится разгадывать чьи-то каракули. Их же тут полно!

Она ткнула в обложку.

– Разве это справедливо? Я и так не слишком бегло читаю. И буквы вывожу как ребёнок. Но знаете, даже я пишу понятнее. Вот, сами поглядите. – Ольжана снова открыла книгу, чтобы показать заметку Лале. – Скажите, ужас ведь! Ну чей, чей это почерк?

Лале отдыхал, сидя на расстеленном покрывале. Он прикрыл глаза, щурясь от яркого солнца, и сказал смущённо:

– Мой.

– О, – проговорила Ольжана глухо. – Простите.

Пытаясь скрыть неловкость, она провела по корешку, потом перелистнула на первую страницу. Здесь темнело внушительное название:

«СПОРЫ О СКВЕРНЕ

и тех, кто её распространяет».

А ниже шло скромное:

«Трактат, написанный братом Бертло из Вертоскьо в наставление добрым манитам».

Злых манитов, видимо, решили не наставлять.

– Погодите, – сообразила Ольжана. – Я ведь видела ваш почерк в других книгах. Он совсем не такой.

Почерк Лале был мелким, летящим одной острой строкой – Ольжана тогда ещё подумала: вот, мол, как это делает человек, привыкший писать быстро и часто. Не то что её округлые детские буковки, выведенные с большим усердием.

– Так между этими надписями разница во много лет. – Лале опёрся на ладони и сел чуть ровнее: Ольжана смотрела на него сверху вниз. Она расположилась на поваленном дереве, возле которого перед этим расстелила покрывало для обеденного отдыха. – Я ведь был левшой до того, как потерял руку. Пришлось переучиваться. И это получилось… не сразу. Что хорошо видно по моим заметкам из «Споров».

– Извините. – Ольжана рассеянно гладила книгу по обложке. – Я не знала.