— А то, что каждый пан в своем панстве себя королем мнит. И короля сам выбирать ездит! Ты бы хотел, чтобы твои приказчики себе хозяина выбирали?
— Пущай попробуют! — насмешливо хмыкнул купец, показав немаленький кулак.
— Вот что я скажу, — встал кирилловский игумен и, твердо стукнув посохом об пол, изрек: — Царя надо выбирать такого, чтобы он Русь от ворога защитил и нас, православных, оборонил. Но выбирать его не на день-два, а навсегда. Чтобы и сыны, и внуки царями на Руси были. Иначе новая Смута зачнется…
— Это да… — призадумался купец. — Верно ить, нельзя без царя. Татары за Камнем обнаглели, стрельцов бы послать… А нонеча даже у Строгановых людей нет!
— Надо, чтобы он роду-племени доброго был! — заявил князь Одоевский, уже отошедший от «схватки». — Не такой, как Борис Годунов, что в цари влез лисой!
— Верно! Верно! — закивал народ.
— Ладно, господа, — сказал князь Мезецкий, возвращая выборщиков к главному: — Кого сами-то в цари хотите?
— Мы, Данила Иваныч, ждем, чего ты скажешь, — обратился к Мезецкому Истомин. — Ну, нет у нас никого, чтобы в цари ставить. Я, когда сюда ехал, думал — выйдут перед нами пять князей да десять бояр именитых. А мы будем думать — кого в цари… А еще, — спохватился воевода, — чего насчет иноземцев решим? Вроде королевич Владислав да король Сигизмунд себя царями называют?
По рядам пронесся шепоток, а с места опять вскочил тобольский купец Широглазов:
— Пущай ить писец запишет — иноземцев всех, схизматиков драных, — на х… послать! Так ить, уважаемые?
Народ радостно загудел, а купец, подскочив к иноку-писцу, постучал кулаком по листам бумаги:
— Так ить и пиши…
— Сядь, сыне, на место, — буркнул игумен Матфей, и Широглазов послушно уселся.
— Записать надобно, что выборные земли русской порешили — никаких иноземцев на русский престол не ставить, а тех, кто себя русскими царями мнит, считать самозванцами, — подсказал Мезецкий.
Писец принялся записывать приговор. Время от времени хмыкал и переспрашивал:
— Стало быть, король польский Сигизмунд, королевич Владислав, шведский король Густав? Ага, записал… Еще кого вписать? Аглицкого короля люди? Готово! Еще — воренка Ивашку, сына Маринки Мнишек…
Когда был исписан второй лист, один из посадских изрек:
— Царей у нас — как блох на Жучке! А мы — нового хотим ставить.
— Не нового — а настоящего! — прервал его Мезецкий. — Такого, чтобы у всех иноземцев костью в горле встал.
— Точно! — зашумел народ.
— А че, князь-батюшка, ты себя-то в государи не предлагаешь? — поинтересовался давешний крестьянин в чистеньком зипуне, которому не давало покоя — чем же славен Мишка Романов…
— И впрямь, князь Даниил Иваныч? — поддержал крестьянина воевода Истомин. — Рода ты знаменитого. Знаем, в поход на Лжедмитрия ходил, Рубца-Мосальского разбил. В войске Скопина-Шуйского полком командовал, тушинцев гонял. Подлостями себя не запятнал, законных государей не свергал.
Даниил Иванович был готов к вопросу. Потому ответ был заготовлен давно.
— Не могу я в цари себя выставлять, потому что обещал за Романова заложиться!
— Ну, так ты и закладывайся за Романова, — пожал плечами Лев Истомин. — Кто ж не велит? Ну а нам-то кто мешает тебя в цари выкликнуть? Ты Михайла Романова выкликнешь, а я — тебя. Ну а там голоса-то и посчитаем…
— И я супротив Мезецкого слова не скажу! — неожиданно изрек князь Одоевский.
— Точно… Верно! — зашумели в трапезной.
— Нет, нельзя мне в цари! — замотал головой обескураженный князь.
— Отче Авраамий! — возопил воевода Истомин, выискивая взглядом келаря. — Ты свое слово скажи!
Палицын, успевший задремать, встрепенулся:
— А скажите-ка мне, господа выборщики… Согласны, что царь должен быть доброго рода? Такой, чтобы не из худородных, а Рюрикова племени? Князь Даниил! Скажи-ка, какого ты есмь рода-племени?
— Мне стыдиться нечего, — расправил плечи князь. — От Рюрика корень мой. Родоначальник, Андрей Шутиха, от младшей ветви князей Черниговских происходит. В Чернигове князь Ярослав Мудрый посадил своего старшего сына — Святослава. Князь Михаил, пращур мой, в Орде был замучен, за то, что Батыю не захотел поклониться! От него и пошли князья Белевские с Новосильцевыми, Тарусские с Оболенскими. И родоначальник мой, которого Шутихой прозвали. Ему в вотчину был город Мезецк дан. Отсюда и фамилия моя, Мезецкий.
— Данила Иванович, а кто выше тебя? Из тех, кто жив остался… — поинтересовался Авраамий.
— Ну, разве что Воротынские. Еще — Мосальские, что на службу Сигизмунду перекинулись.
— Вот, вишь! — подскочил крестьянин в зипуне. — Они — за Сигизмунда заложились, стало быть, в цари неможно их брать! Ну, значит, я и волости наши, черные, все за тебя пойдут!
— Сына у меня нет! — стал возражать князь. — Кому я престол-то оставлю?
— Эка невидаль, сына у него нет… Родишь еще! — хмыкнул крестьянин. — Вона, видел я намедни твою супругу. Справная баба, хоть и княгиня! У меня старуха в сорок пять десятого сына родила — и ничего! Ну, коли девка будет — так придумаешь че-нить. А то еще проще — племяшку какого али другого родича приголубишь, а скажешь, что твой… Нешто всему учить надо?