Лихое время. «Жизнь за Царя»

— Как же ты, пан военный комендант, власть-то принимал без казны? — усмехнулся Даниил Иванович. — Надобно было Гонсевского спрашивать, куда деньги дел! Была бы казна — было бы чем королевичу помочь…

— Царю Владиславу! — сквозь зубы сказал Николай Струсь. — Царю!

— Да нет уж, пан полковник… — покачал головой Мезецкий. — Это что же за царь такой, что к подданным своим прийти не хочет? Что-то не очень я верю, что за столько-то лет Владислав не сумел бы в Москву прийти. Пришел бы к нам, приняли бы его, короновали. Ну а там бы все как один за православного царя бы поручились. Так, бояре?

Бояре одобрительно зашумели, а пан боярин покраснел.

— Забыл вам сказать, князь Даниил, — сказал вдруг полковник, сузив глаза. — Посланник короля, помимо всего прочего, требует еще и вашей выдачи. Король долго закрывал глаза на нахождение в Москве человека, приговоренного к казни.

— А ты выдай, — устало посоветовал Мезецкий. — Сообщишь королевичу Владиславу, что долг свой пред королем исполнил. Дескать, был отец недоволен, что князь Мезецский тебя пред отцом предпочел, так на плаху его и сволокли.

— Не забывайтесь, князь… — сказал полковник голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Да я и не забываюсь, — криво усмехнулся Данила Иванович. — Помню, кто нынче в доме хозяин. Только, господа бояре и окольничие, надоело мне все это…

— Так кому же не надоело? — проворчал князь Мстиславский, поеживаясь, как медведь в берлоге. — Четвертый год тянем, ровно кота за яйца, а толку нет.

— Думаю я, господа бояре, окольничие да дворяне, что пора нам понять — не будет принц Владислав веру менять, — заявил Мезецкий, решившись-таки сказать то, о чем думали многие. Заметив, как напружинился пан Струсь, Данила Иванович сделал предостерегающий жест: — Погоди, пан-боярин, дай доскажу. Знаю, что ты мне опять скажешь — не пускает, мол, король сына на русский престол. Верю. Сигизмунд Польский сам хочет русским государем стать да нас всех в католичество обратить. А что Владислав? Если бы хотел королевич русским царем стать — принял бы православие. Хочет он и царем русским стать, и права на Польшу не потерять. Королем польским только католик может быть, верно? И хочет он войну против отца с нашей помощью выиграть. Так, бояре?

— Вы, князь, видимо, забыли, что польский престол нельзя получить по наследству, — тонко улыбнувшись, сказал лях. — Польского короля должно избрать на сейме! Принц Владислав не может быть уверен, что сейм изберет именно его.

— Знаю, пан полковник, что каждый шляхтич волен себя на престол выдвинуть, — сказал Мезецкий. — Только знаю еще и то, что королем становится не тот, кто должен, а тот, за кем сила да деньги. Те, за кого магнаты свои сабли и золото отдадут, тот у вас королем и будет. Так, пан полковник? Вон ты, например, сможешь стать королем?

Полковник Струсь замешкался. Однако чванливый поляк быстро нашелся. Горделиво подкручивая длинные усы, изрек:

— Я, князь, принадлежу к старшему гербу в королевстве. Мы, Струси — потомки Пястов, хоть и по женской линии, не нуждаемся в короне. Мы — выше этого! Мое войско не подчинено ни королю, ни принцу. А если я взял на себя роль наместника московского царя, то исключительно из дружеских побуждений.

Бояре злобно зафыркали, вспоминая «дружеское побуждение» предшественника Струся — пана Александра-Корвина Гонсевского, разрешившего солдатам ограбить Покровский и Успенский соборы, увезшего в обозе регалии русских царей. Полковник Струсь, пришедший на комендантство позже, успел украсть меньше. Но все равно «боярин» вывез из Чудова и Андроникова монастырей три воза серебра, не погнушавшись отодрать распятия…

Мезецкий сам не понимал — какая муха его укусила. А может, просто накипело на душе? И потому решил сегодня сказать все то, о чем долго молчал:

— Вот это-то и плохо, что в Речи Посполитой короля магнаты выбирают. Стало быть, король от панов зависит. А ведь, не дай бог, случись какая война, так разорвется вся Польша на куски.

— Не знаю, как Польша, но Московия уже разорвалась… — ядовито улыбнулся полковник.

— Разорвалась, — кивнул князь Мезецкий со вздохом. — Трудновато обратно-то склеивать будет… Но ничего… Бывало хуже, когда татары напали, а каждый князь наособицу сидел, свое добро сохранял. Двести лет Русь дань платила. И храмы грабили, и города жгли. Ну да ничего, сдюжили. И теперь, с Божией помощью, сдюжим…

— Ой ли? — презрительно ухмыльнулся пан Струсь.

— Ой — не ой, а ноготь с тобой… — холодно посмотрел на ляха князь и, обведя палату взором, спросил: — Сдюжим, бояре?

— Ты, Данила Иваныч, загадки не загадывай. Толком скажи, — прищурил глазки Салтыков, огладив брюхо.

— Думаю, пора нам нового царя искать, — заявил Мезецкий.

— Ты, князь, к измене зовешь? — поинтересовался Струсь, положив руку на эфес.