– Лукьянова с совещания сопровождал, с полчаса как в угрозыске закончилось. Операцию наметили! У Сидорки всех заарестовать! Окружают к полуночи дом всеми силами. И нам Тимофей наказал быть, тебе и мине, вместе с Шуркой Милославским…
– Во сколь сбор объявил?
– В одиннадцать, в участке. Наказал мне, что операция секретная, поэтому вам ничево не объявлять…
– Но мы-то – могила! – засмеялся негромко Сарсатский, но тут же смешок оборвал. – Ты, Яха, проскачи до Гроховских, Мишку предупреди, чтоб не сунулся к Степке. Пущай двигает до Попикова, предупредит Костю, а потом сышет Харбинца, на Набережной, в доме Пустоволовой, тоже предупредить надобно. А я – по остальным пробегусь, пока время есть… Потом, Яха, слетай к Якубченкам в Кенон, тоже извещались нащет схода… Кстати, Костя могет и у них оказаться, тагды все ему обстоятельно обскажи!..
Владимир Иванович Якубченко, невысокий жилистый мужик пятидесяти пяти лет, старший из братьев, хорошо известных в селе Кенон, биографию имел богатую. В 1901 году за убийство спиртовоза присужден был к бессрочной каторге, которой отбыл четырнадцать годков, а когда вернулся домой, в 1915 году, то снова связался с контрабандистами, познакомился с Ленковым.
Хорошо знал, по тем же делишкам, и Цупко. Когда тот в 1917 году вернулся с Сахалина, сошелся с ним через Костю. В восемнадцатом был снова арестован при убийстве цыгана, но обвинили лишь в неоказании потерпевшему помощи, поэтому долго в тюрьме не засиделся, вскоре продолжил привоз контрабанды.
Ленков довольно часто в период с 1915 по 1917 год обитался в доме братьев Якубченко в Кеноне, так что жителям этого небольшого села молодой и удачливый спиртовоз и конокрад довольно примелькался. У кенонцев не пакостил, наоборот, всегда у него разжиться спиртишком возможность имелась. Нередко бывал Костя у Якубченко и потом, особенно во второй половине двадцать первого года зачастил.
Вот и нынче, как и предполагал Алеха, Яшка застал Костю у Якубченко. Пили чай с творожными шаньгами, печь которые Маланья Якубченко, жена младшего из братьев, была большая мастерица.
Однако у Кости и обоих братьев мигом охота на шаньги прошла, стоило Яшке выдать скверную новость насчет предстоящего схода. Яшка видел, как побледнел Ленков. Но на мгновение, не больше.
– А што, субчики-чубчики, может, вдарим по фараонам всей кодлой? – откинулся Костя к стене, развалясь на широкой лавке, застеленной связанной из лоскутов дорожкой. – Силы у нас много, стволов хватает. Они – Сидоркин дом в кольцо, а мы им – в спины!
– Откуда известно, сколь они штыков привлекут для налета! – вздохнул Якубченко-старший. – Понятное дело, что мильтонов там тьма будет…
– И мы тьму соберем!
– На милицию, Костя, в лоб лезть не надо. Волну подымем, и, к примеру, кровью умоем угрозыск, а опосля? У властей штыков!..
– Пошутил я, нешто не поняли? – Костя плеснул в стакан самогонки, залпом выпил. – С другой стороны зайдем. Покуда они портновский дом будут окружать, мы пару китайских фанз дернем! А?
– От! Це дило! – подал наконец голос и Якубченко-младший.
Без четверти одиннадцать Гаврилов, Сарсатский и Милославский уже маялись в участке, с тревогой ожидая начальника. Вполне могло оказаться, что кого-то из участников схода предупреждение не нашло – могут и влипнуть при заварушке. Хотя, с другой стороны, Алеха в отношении главного подозреваемого милицией – Сидорова, все проделал с изюминкой: никто взрослый предупредить Степана не сунулся, Алеха туда паренька малолетнего – притуповского Ваньку заслал, всучив ему для маскировки старые брюки, якобы для перешива.
Кузьмича, – не ведая, что вся волна пошла оттуда, – предупредили обычным порядком. Вечерняя темень сослужила плохую службу наблюдателям из милиции – они не засекли появление у Кузьмича курьера, пришедшего и ушедшего задами.
Лукьянов прибыл в участок пять минут двенадцатого, построил милиционеров, определил восемь человек для участия в оцеплении дома портного. Как и обещал, в список попала и пресловутая троица оборотней.
Через несколько минут группа милиционеров на рысях пошла к месту операции.
За квартал спешились, вскоре наткнулись на милиционеров Тряскина, стали разворачивать полукольцо, охватывая квартал с двух улиц. К дому Сидорова подбирались как можно тише, но вскоре местные собаки подняли такой шум, что группе Тряскина пришлось рывком влететь во двор портновского дома, где тоже сотрясал цепь здоровенный и горластый пес.
На глазах у милиционеров в доме засветили лампу, свет замерцал сквозь щель в неплотно пригнанных ставнях.
– Хозяин! – звонко крикнул Тряскин. – Выходи! Милиция!
Скрипнула внутренняя дверь.
– Чичас, чичас! – раздался из сеней совершенно не сонный голос. Загремел крюк на входной двери, она бесшумно отворилась, тускло блестнув в свете лампы, которую Сидоров держал в правой руке чуть наотлет, крашенной суриком внутренней поверхностью.
– Фамилия?! – рявкнул Тряскин.
– Сидоров, – с готовностью ответил хозяин дома. – Сидоров Степан Васильев сын…