Добрались до бурхана – раскидистой березке на вершине перевала, увешанной тряпичными ленточками всевозможных цветов. И Анохин, и Крылов уже были просвещены о назначении этого места, святого для бурят. Полагалось, что останавливаются здесь бурятские боги, оценивают людское внимание к ним, внимают молитвам и просьбам.
Охотники бросили к березке по медной денежке, специально загодя припасенной для такого случая – чтобы удачной была предстоящая охота. Круглые лица попутчиков-бурят осветились довольными улыбками.
Почти спустившись с хребта, на 44-й версте, снова сделали привал. Накормили лошадей, сами пообедали.
Буряты, церемонно распрощавшись, двинулись в сторону села Преображенского, а пятерка охотников свернула к извилистому руслу Монгоя.
На место предполагаемой охоты, к старой пустующей юрте, приехали уже к вечеру, часу в седьмом.
– Давай-ка, друг мой, Дмитрий Иванович, займись биваком и чаем, – распорядился Анохин, расчехляя новенькое автоматическое пятизарядное ружье фабрики Нашионел-де-Херштоль, – а мы махнем по округе, а, товарищи?
Анохин, Козер и Мациевский двинулись к ближайшему озерку. Константин Гребнев подался вправо, верхом, рассчитывая разведать угодья поодаль. Вскоре Крылов услышал нестройные выстрелы, которые быстро прекратились в набегающих сумерках. А потом к стану вернулись и возбужденно гомонящие охотники. На лице Анохина расплывалось ни с чем не сравнимое блаженство, он восторженно тряс в высоко поднятых руках парой подстреленных уток.
– Ну, я тебе доложу, Дмитрий Иванович, красота! Давно такого удовольствия не получал! А природа-то вокруг какая, настоящая Карелия!
Крылов знал, что до приезда в Забайкалье Анохин жил и работал в этом озерном краю. Принял там и первое революционное крещение, руководил борьбой за установление в Петрозаводске советской власти.
Около десяти часов вечера появился Гребнев, долго рассказывал о разведанном, похвалился и добытой дичью. Добыча была побогаче, чем у всех остальных вместе взятых, поэтому с утра решили направиться по гребневскому маршруту. А в этот вечер долго сидели у костра, слушали охотничьи байки говорливого Мациевского и смешные истории, которыми сыпал Станислав Козер.
Утром в понедельник впятером двинулись в сторону озера Сантор, где, и вправду, на маленьких озерных блюдцах, по прибрежным камышовым заводям, уток обнаружилось во множестве. Здесь растаборились на опушке редкого леска. И в охотничьем азарте провели целых два дня. Битой дичи заметно прибавилось.
– Не зря, не зря бурятским богам поклонились! – довольно смеялся у вечернего костра Пётр Федорович. – Хватило бы только огнеприпаса на такое утиное изобилие! А дышится, товарищи, как!
– Ну, Пётр Федорович!.. Однако для партийца – и такое богопочитание! Религию-то мы как опиум для народа заклеймили! – рассмеялся Крылов.
– А кто же спорит? Опиум и есть. Но одно дело, когда всевозможные церковные служки народ дурят и в мракобесие тянут, а другое – народные обычаи, традиции, пусть и с неким духовным оттенком. Многовековые привычки разом не изменить, да и надо ли… Поклоны к попам или ламам бить не пойду, а духам на дороге поклониться – это как родной земле уважение отдать… Но, что это мы в теософскую дискуссию впряглись! Вы поглядите, братцы, как Дмитрий Иванович расстарался! На славу ушица, я вам доложу! Объедение! И сам бы не прочь с удочкой посидеть, но, как говорится, охота пуще неволи! Подлей-ка, Иваныч, своего волшебного варева!..
– Так-то всё так, – жмурясь от удовольствия, что его поварской талант столь высоко оценен, тем не менее решил возразить Крылов. – Однако, Пётр Федорович, не пора ли нам выбираться обратно? Чай, потеряли уже нас в Чите…
– Эва… Самая охота пошла! Боеприпаса еще – вон сколь! – обескураженно воскликнул Константин Гребнев. – Чево она, Чита, куды убежит?
– Убежать не убежит, да только отпуск и впрямь затянулся, завтра – среда уже, десятое число, – посерьёзнел Анохин. – Увлеклись… Дел, мужики, и впрямь невпроворот… И так себе лишку позволили, неудобно перед товарищами будет.
– Оно – конешно, – степенно кивнул Роман Мациевский. – Заботы у вас – государственные!
Далее не размусоливали, ночевать улеглись пораньше.
С утра Станислав Козер запряг милицейскую лошадку в тележку, уложили ружья в чехлы, связали удочки в прежнюю связку, в ноги сложили добытую пернатую дичь.
– Спасибо, мужики, за охоту! – Анохин и Крылов сердечно распрощались с Мациевским и Гребневым, которые решили остаться, выйти все-таки к самому Сантору и там поохотиться ещё денька два-три.
– Пока! Удачной охоты! – прокричал приятелям-охотникам Козер, тронул поводья, и «американка» покатила прочь, к хребту, загородившему впереди полнеба.